заставит тебя играть в театре.
Я оцепенела.
Через несколько секунд я медленно развернулась. На пороге кухни-гостиной, глядя на меня, стоял Блейк. Его глаза оставались такими же холодными, как пару часов назад, когда я только приехала, разве что сейчас он наконец-то посмотрел прямо на меня. Смерил взглядом с ног до головы. Как будто до него постепенно доходило, что я действительно тут и уже не уеду. Изучая мое лицо, он еле заметно нахмурился.
Я быстро отвела глаза и снова помешала гуакамоле. Добавила большую щепотку соли и прочистила горло.
– Раньше я думала, что буду играть Сэди Нельсон следующие пять лет и таким образом обеспечу себе место в Голливуде, – отрезала я.
Блейк издал какой-то звук, и я засомневалась, то ли это презрительный смех, то ли еще более презрительное фырканье.
– Вот видите, как в жизни все быстро меняется.
Я так сильно стиснула зубы, что они скрипнули. Перед внутренним взором замелькали картинки из прошлого. Как я разглядывала отслаивающиеся обои, пока разговаривала по телефону с Блейком.
Что случилось? – эхом зазвучал его голос у меня в голове.
Все изменилось, Блейк.
Он специально так сказал, я это понимала. И тем не менее, или даже как раз поэтому, у меня вдруг сильно сдавило грудь. Надо срочно отразить удар. Когда я работала и вживалась в роль, у меня это получалось легко. В ту секунду я бы все отдала, чтобы и сейчас воспользоваться этим талантом. К сожалению, в данный момент мне потребовалось в два раза больше сил и концентрации, чтобы поддерживать иллюзию беззаботности.
– Итак, – нарушил повисшее напряжение Отис и снял сковородку с плиты. – Что делает молодая актриса вроде тебя в Вудсхилле?
Соберись, – мысленно заклинала себя я и сосредоточилась на размеренном дыхании животом, чтобы успокоиться.
– Ну как что? – спросила я с идеальной фальшивой улыбкой. – Соскучилась по старшему брату.
Эзра оторвал разъяренный взгляд от Блейка и перевел его на меня, изогнув бровь:
– А по телефону звучало так, будто ты лишилась квартиры.
Я закатила глаза:
– Ну ладно, так и есть. Но и соскучилась тоже.
Поскольку с этого момента я буду жить здесь, мне никак не удастся помешать ребятам узнать по меньшей мере какую-то часть моего прошлого. Я потерпела неудачу как актриса и лишилась квартиры – это достаточно неприятно и печально, чтобы они не задавали лишних вопросов и не стремились выяснить обо мне больше. Во всяком случае, я рассчитывала, что у них есть чувство такта. Если сейчас раскрою несколько карт и выложу на стол, то смотреть на оставшиеся им, надеюсь, не захочется.
– Что ж, по-моему, хорошо, что теперь ты поселишься здесь. Вудсхилл, может, и не так крут, как Голливуд, но вот увидишь, в нем тоже отлично живется, – сказал Отис.
Я решила, что отныне он станет моим лучшим другом. Эзра упоминал, что Отис самый милый из его соседей, но о том, что он обладает даром разряжать буквально наэлектризованную обстановку в комнате, я до сих пор не подозревала.
– Спасибо, Отис.
– Я тоже за то, чтобы ты осталась, – заявил Кэм, проходя с тарелками и приборами мимо меня к столу.
Отис и Эзра с целым противнем тако и тарелками с начинкой последовали за ним. Парни расселись за столом и начали наполнять свои тако.
Единственные, кто еще не сел – это Блейк и я. Он по-прежнему стоял посреди гостиной, смотрел на меня и с поразительным самоконтролем сохранял на лице абсолютно безэмоциональное выражение… лишь глаза метали молнии.
– Мы в большинстве, Блейк. Так что нравится тебе или нет, я точно не отправлю свою сестру ночевать под мостом.
По Блейку было заметно, что он думал относительно этой фразы. Пару мгновений он еще сверлил меня взглядом, затем отвернулся и медленно пошел к столу. Там перехватил костыли под одну руку, взял тарелку и начал накладывать себе еду. Закончив, нагнулся и поставил тарелку на пол. Затем принялся подталкивать ее костылем в сторону коридора. Судя по всему, он отказывался даже сидеть со мной за одним столом.
– Ты, твою мать, серьезно, чувак? – прошипел Эзра. Вид у него был такой, словно брат вот-вот взорвется. Этого я хотела избежать любой ценой.
– Все в порядке, – тут же выпалила я и взяла одну тарелку с тако, а потом вскочила. – Я поем в своей… в гостевой комнате.
И прежде чем кто-либо из них успел что-то сказать, я пересекла гостиную, пройдя мимо Блейка и больше не глядя на него. Сделай я это, он бы наверняка увидел, что мне не удастся удержать маску невозмутимости больше ни на секунду. А он ни за что не должен узнать, какую боль причиняет мне своим поведением.
На следующее утро я специально пошла в душ очень рано, когда никто еще не проснулся.
Странное ощущение – стоять в окружении терпких гелей для душа и шампуней. Кроме того, я обнаружила, что в ванной удивительно чисто – один из бзиков братца, которые и раньше всегда приносили свои плоды. Я терпеть не могла убираться, в то время как Эзра был одержим чистотой и всегда наводил порядок.
Закончив с душем, я выглянула за дверь в коридор верхнего этажа. Никакого движения. Я воспользовалась шансом и юркнула вниз, в комнату для гостей, где и оделась.
Не так я представляла себе переезд в Вудсхилл. Погода стояла отвратительная, и я чувствовала себя совершенно не в своей тарелке. Блейк недвусмысленно дал понять, что мне тут не место. И хотя я решила не принимать близко к сердцу ничего из того, что он вчера наговорил, все равно ничего не могла с собой поделать и постоянно прокручивала в мыслях вчерашний день. Его слова повторялись у меня в голове, пока я красилась и сушила волосы феном; преследовали меня, когда я пошла на кухню, чтобы приготовить себе овсянку, и отправились со мной, когда я замотала шею шарфом, надела шапку и вышла из дома.
Эзра оставил мне на обеденном столе два ключа вместе с запиской: один для входной двери, другой – для двери, которая вела из гостевой комнаты на веранду. Так мне не придется пользоваться главным входом, если Блейку даже это будет неприятно.
Дорога от дома до центра займет примерно пятнадцать минут. Вооружившись планшетом и деньгами, которые удалось выгрести из карманов чемодана, я отправилась в путь. Так как я уже познакомилась с местным снегом, то надела ботинки, которые иногда носила во время хайкинга [2] в Лос-Анджелесе,
