Ознакомительная версия.
Странное письмо. Впрочем, к тому времени я уже привык к причудам заказчиков. За многие годы разные люди нанимали меня, и большинство желало держать свои имена в тайне. По опыту я знал, что чем тщательнее заказчик скрывает свое имя, тем ближе он к жертве. Однако меня это не касалось. Моя задача — убивать. И не мое дело задавать вопросы. С тех пор как я покинул Аламут[8], я сам выбрал для себя такую жизнь.
В любом случае, я редко задаю вопросы. Зачем? Почти у каждого есть хотя бы один недруг, от которого он хочет избавиться. То, что люди этого не делают сами, вовсе не означает, что они не могут убить. На самом деле на это способны все без исключения. Просто люди не понимают этого, пока что-то не случается. Они думают, будто не способны убивать. Но дело всего лишь в стечении обстоятельств. Иногда достаточно одного жеста, чтобы человек вспылил. Непреднамеренная вспышка, ссора, случайное появление не в том месте и не в то время — и это кончается бедой, хотя обычно этих убийц все считают людьми добрыми и дружелюбными. Каждый может убить. Но далеко не каждый может хладнокровно убить незнакомца. И тут требуюсь я.
Я делаю за других грязную работу. Даже Богу понадобился некто вроде меня в Его мировом устройстве, и Он назначил Азраила, архангела смерти, класть предел человеческой жизни. Люди боятся, проклинают и ненавидят его. Несправедливо по отношению к архангелу. Впрочем, этот мир вообще не очень-то справедлив.
Вечером я отправился в таверну. Стол около окна оказался занятым человеком со шрамом на лице, который крепко спал. Сначала я подумал, что надо разбудить его и отправить спать в другое место, но с пьяницами ведь никогда не знаешь, как они себя поведут, а мне ни к чему было привлекать к себе внимание. Итак, я сел за другой стол чуть дальше от окна.
Прошло совсем немного времени, и в таверне появились два человека. Они уселись по обе стороны от меня так, чтобы я не видел их лиц. А зачем мне смотреть на них? Я и без того сразу понял, что они слишком молоды и совсем не готовы к тому шагу, который собираются предпринять.
— У тебя отличные рекомендации, — проговорил один из них; голос у него был не столько осторожный, сколько тревожный. — Нам сказали, что ты лучший.
Было что-то забавное в том, как он произнес это, но я не позволил себе улыбнуться. Мне стало ясно, что они опасаются меня, а это совсем неплохо. Впрочем, испугайся они посильнее, не решились бы послать меня на это дело.
— Да, я лучший, — подтвердил я. — Поэтому меня зовут Шакалья Голова. Я никогда не обманывал своих заказчиков, даже если они ставили передо мной непосильную задачу.
Тогда заговорил другой:
— Послушай, есть один человек, который нажил себе слишком много врагов. С тех пор как он явился в этот город, от него одни несчастья. Несколько раз мы предупреждали его, но он не хочет никого слушать. Он становится неуправляемым. У нас не осталось другого выхода.
Всегда одно и то же. Каждый раз клиенты хотят оправдаться, прежде чем заключить сделку, как будто мое одобрение уменьшает тяжесть предстоящего злодейства.
— Я знаю, что вы хотите сказать. Назовите имя, — попросил я.
Кажется, им не хотелось называть имя, и взамен они предложили лишь относительно достоверное описание внешности.
— Он еретик, позорящий имя мусульманина. Богохульник и святотатец. Бродяга, а не дервиш.
Как только я услышал последнее слово, по рукам у меня поползли мурашки. Мысли пустились вскачь. Я убивал разных людей, молодых и старых, мужчин и женщин, но среди них не было ни одного дервиша, ни одного святого человека. У меня есть свои принципы, и я не хочу навлекать на себя гнев Божий, потому что, несмотря ни на что, я верующий человек.
— Боюсь, для вашего дела я неподходящий человек. Убийство дервиша не по моей части. Найдите кого-нибудь другого.
С этими словами я встал из-за стола, намереваясь уйти. Однако один из мужчин схватил меня за руку и стал умолять:
— Пожалуйста, подожди. Плата поможет тебе забыть об угрызениях совести. Сколько бы ты ни брал обычно, мы удвоим сумму.
— Как насчет того, чтобы утроить? — спросил я в уверенности, что они на это не пойдут.
Однако после короткого колебания они, к моему изумлению, согласились. Я снова опустился на стул. С такими деньгами можно было бы наконец заплатить выкуп за невесту, жениться и больше не беспокоиться о том, как свести концы с концами. За такие деньги можно убить и дервиша.
Откуда мне было тогда знать, что я совершаю величайшую ошибку в своей жизни и все оставшиеся дни буду сожалеть о случившемся? Откуда мне было знать, что так трудно убить дервиша и что даже после смерти его острый, как нож, взгляд будет преследовать меня, где бы я ни находился?
Миновало четыре года с тех пор, как я убил его во дворе и утопил в колодце, ожидая услышать плеск, которого не дождался. Ни звука. Как будто он не упал в воду, а вознесся на небо. По ночам меня все еще мучают кошмары, и, когда я смотрю на воду — все равно на какую воду — дольше нескольких секунд, холодный ужас овладевает мной, и я отвожу взгляд.
Вещи, которые тверды, поглощены и неподвижны
Март 1242 года, постоялый двор в пригороде Самарканда
Большие восковые свечи неровно горят передо мной на треснувшей деревянной столешнице. В этот вечер явившееся мне видение было яснее обычного.
Я увидел большой дом и двор, в котором цвели желтые розы, а посередине был колодец с самой холодной водой на свете. Стояла тихая августовская ночь, и на небе сияла полная луна. Где-то неподалеку кричали и выли ночные звери. Немного погодя из дома вышел мужчина средних лет, у которого было доброе лицо, широкие плечи и глубоко посаженные светло-карие глаза. Он посмотрел на меня. В лице у него была тревога, в глазах — печаль.
— Шамс, Шамс, где ты?! — закричал он, поворачиваясь то влево, то вправо.
Поднялся сильный ветер, и луна спряталась за тучей, словно не желая видеть, что будет дальше. Совы умолкли, летучие мыши попрятались, даже дрова в очаге внутри дома перестали трещать. На землю опустилась непроницаемая тишина.
Мужчина медленно приблизился к колодцу, наклонился над ним и заглянул внутрь.
— Шамс, дорогой, — прошептал он. — Ты там? Я открыл рот, желая ответить, но ни одного звука не слетело с моих губ.
Мужчина встал рядом с колодцем и еще раз заглянул в него. Поначалу он не увидел ничего, кроме черной воды. Потом сквозь покрытую рябью воду заметил, как на самом дне шевелится моя рука. Потом он узнал глаза — два блестящих черных камня, глядящих на полную луну, которая вышла из-за черных тяжелых туч. Мои глаза смотрели на луну, словно ожидая объяснений от небес.
Ознакомительная версия.
