в неё сто рублей и жду бутылку. Сама дотрагиваюсь лбом до холодного стекла. Знаю, что тут заразы немерено, но…
Хочу покоя.
Вот так немного постоять, пока моя бутылка двигается ко мне.
– А вот тут, господин губернатор, у нас педиатрическое отделение.
Как молнией бьёт. Все тело простреливает, и даже оторваться от стекла не могу. Но делаю это. Смотрю ошарашенно в отражение.
Мне послышалось, или?..
Нет.
И не привиделось.
Мой кошмар стоит за моей спиной. Замечает меня краем глаза и переводит взгляд на меня.
И тут же тёмные и чёрные глаза искрятся, словно в них костёр разожгли.
– Мы уже были здесь, – цедит сквозь зубы. – На этом закончим.
– Да-да, – лепечет рядом с ним заведующая этой клиники. – Мы тогда пойдём.
Я вижу в отражении, как все уходят. А ОН вместе со своей охраной направляется ко мне. Многого не надо – сделать пару шагов.
Быстрее беру бутылку, чтобы защититься. Разговаривать с Хаджиевым нет никакого настроения. Он не помог мне. И не поможет.
Только оборачиваюсь, как рядом с лицом проносится его ладонь. Ударяется о стекло прямо возле моей щеки.
– Не ожидал тебя здесь увидеть, – усмехается, наклоняясь так близко, что мне становится дурно. Чуть не касается меня. – Что? В горле пересохло?
– Ты… – выдыхаю. – Я здесь с дочерью.
Губы превращаются в одну тонкую линию. Ноздри от злости раздуваются, вот-вот являя этот неконтролируемый гнев.
– С тво…
– Значит, с малявкой. Одна? Не верю. Ты с кем-то. Багрова здесь нет. А вот охранник… Подпортим ему нервы?
– Что?
Хаджиев неожиданно убирает свою руку. Присаживается, утыкается плечом в мой живот. И одним лёгким движением закидывает меня на плечо.
Он нормальный? Тут же люди! Тут же…
Стойте!
– Отпусти меня на пол! – бью его по спине кулаками. Варвар! Разве так можно? Хоть бы постеснялся! К тому же…
Это ненормально!
– И не подумаю.
– Плебей! – опять бью. Не шучу, когда вкладываю в удары силу. – Отпусти! Меня будут искать!
– Я этого и добиваюсь.
– Моя дочь здесь! – пытаюсь его вразумить. – Я её не оставлю!
– Ничего, побудет часик без тебя. Багров заменит. Он мало похож на мужика. Думаю, твоя мелочь вряд ли заметит подмены. А будешь орать, я…
Уже знаю, что он скажет.
Рот захлопывается сам.
Он этого не сделает. Я знаю. Нет, он никогда не тронет детей. Хотя не знаю насчёт потомства Тимура…
Хоть Кама и не его дочь, а я всего лишь заложница в его доме… Самир считает её чужой. Явно грязной и омерзительной.
Но чтобы не играть со смертью, молчу. Хотя сердце не на месте. Мой ребёнок где-то там, один, в кабинете. Рядом с ней Гуцул, и он в любом случае привезёт её домой. Ведь она – хороший манипулятор для Хаджиева.
Но я всё равно боюсь за неё.
А пока как мешок с картошкой под тихие смешки охраны терплю, как меня несут по коридору клиники.
И самое отвратительное – всем плевать.
Абсолютно.
Никто не смотрит. Делает вид, что ничего не происходит. А когда мы проходим мимо – отворачиваются.
Не по себе становится.
Но я пытаюсь найти в этом что-то хорошее.
Я поговорю с Самиром наедине и попытаюсь всё объяснить.
Другой возможности у меня уже не будет.
***
Меня бесцеремонно кидают на заднее сиденье автомобиля. Выпрямляюсь, сажусь. Волосы электризуются, прилипают к коже салона. Хаджиев приземляется рядом, и я уже вижу, что он хочет сделать. Не успеваю сказать и слова, как он целует меня. Порывисто, быстро.
– Маленькая зараза, – отрывается, давая нам буквально секунду. Один миллиметр, разъединяющий нас. – Я тебя просто ненавижу. Прибить готов.
Сердце ножом словно прокалывает.
– Но ты ведь не убьёшь, – выдыхаю, снова касаясь горячего плеча. Настоящей. Чёрт возьми, настоящей.
– Хуже, – шипит прямо в лицо.
– Самир, пожалуйста, помоги мне и нашей дочери.
– Нашей дочери? – вдруг выпаливает. Глаза словно кровью наливаются. Я слышу скрип его зубов. Как сердце звучно грохочет в горле. Чувствую напряжение его тела. Напряжение между нами.
Я дура. Какая дочь? Она ему не нужна!
Поэтому я тогда не стала писать об этом в записке.
Ему плевать на неё.
Если он вообще поверит мне.
Пятерня жёстко сжимает запястье, и я постанываю от боли. Бью коленом в его живот, но неосознанно.
– Ты жутко завралась, Милана, – цедит сквозь зубы. – Думаешь, сказав, что та мелкая — моя дочь, будешь спасена мной? Что же пошло не так, а? Ты спелась с моим врагом, получила за это оплеуху от жизни и…
Больно.
– И поняв, что совершила ошибку, думаешь, я спасу тебя? Ну, так, по старой дружбе. Переспали там. Но не думай, что всё так просто. Багров тебя не оставит. У него теперь потомство.
– Это не его дочь…
– А чья же? Кого-то другого? Может, Вахи, предавшего меня? Он, кстати, стал кормом для крокодилов. Милые существа. Если ты не перестанешь врать, отправишься за ним. Моего ребёнка ты убила. Я проверил.
– Ты… – злоба берёт от каждого его слова.
Всё внутри кипит.
Бесит!
– Тише, Милана, – ликует, улыбаясь. – Я единственный, кто может вытащить тебя из этого всего. Единственный. Твоё спасение и твоя погибель. Я предпочитаю второй вариант.
– Если ты не собираешься помогать мне, верни меня к дочери, – слёзы на глаза наворачиваются. Игнорирую его слова, хотя скажу честно, они делают больно, как и всегда. – Я боюсь за неё.
– Нет, – жёстко чеканит. – С моей племянницей вряд ли что-то случится.
Племянница.
Ну ты и кретин, Хаджиев!
– А сейчас мы поедем и пообедаем. Уж чересчур я по тебе соскучился, мелкая.
***
– Как тебе здесь? – сжимая меня за предплечье, спрашивает Самир. Я чисто для галочки обвожу помещение взглядом. Вместо стен – аквариумы. В них плавают рыбки. Увидь Кама их сейчас, пищала бы от радости. Но сейчас я не испытываю никакого восторга. Ничего.
Потому что меня грубо сажают за стол.
– В том аквариуме я бы предпочла видеть тебя.
– Захлёбывающегося? – улыбается, присаживаясь напротив.
– Удивительно, что наши мысли совпадают, – шиплю сквозь зубы.
– Заказывай, – манит пальцами к нам официанта, игнорируя мои слова.
– Я не буду есть.
– Тогда поем я,
