Я мысленно пинаю себя под зад. Милли все еще младшая сестра моего лучшего друга. Это знание держало меня подальше от нее в детстве, и оно заставило меня сбежать после той ночи. Тот факт, что мы выросли, не дает мне права делать это снова… верно?
Я оцениваю ее тело и придвигаюсь немного ближе, позволяя своей руке скользнуть вверх по ее бедру. Когда она не отталкивает меня, я чувствую себя смелее, чтобы продвинуться еще немного выше.
— Он удовлетворяет тебя? — спрашиваю я Милли, ухмыляясь, когда она открывает глаза, и ее лицо приобретает приятный оттенок розового. Я споласкиваю тряпку, а затем промокаю рану еще немного.
— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. — Она прочищает горло и отодвигается подальше на тумбе. Но я не позволяю ей разрушить атмосферу между нами. Обнимаю ее и притягиваю обратно. Я не должен ничего предпринимать по отношению к ней, но мне нравится мучить себя ее ароматом и жаром ее тела, прижатого к моему.
— Ты знаешь, что я имею в виду, Милли, — говорю я с улыбкой. Рискуя показаться эгоцентричным мудаком, я знаю, что у меня появляются ямочки на щеках, когда я так улыбаюсь. И знаю, что большинство девушек обожают это. Поэтому, когда Милли закатывает глаза, напряжение немного спадает. И я немного шокирован, что она просто не превратилась в лужу у моих ног.
Бросаю грязную тряпку в раковину и прижимаю сухую чистую ткань к порезу на ее лбу. Я так близко, что ее дыхание щекочет мое лицо, и жар между ее ног передается мне. Ее тело откликается, и она глубоко вдыхает мой запах.
— С ним ты так себя чувствуешь, Милли?
Я не должен был говорить с ней об этом. Я пользуюсь преимуществом, и очень хорошо это осознаю. Она пила, а я знаю, насколько быстро пьянеет. Милли становится более ласковой, более цепкой и чертовски более прямолинейной, чем обычно.
— А что? — спрашивает она, ее глаза прищуриваются. — Думаешь, что ты лучше?
Свободной рукой я обхватываю другую сторону ее лица и наслаждаюсь тем, как ее глаза закрываются всего на минуту от моего прикосновения. Оглядываю ее, не торопясь, чтобы насладиться тем, как ее соски набухли под прохладным воздухом и мокрой майкой. Джинсовые шорты задрались и оставляют небольшие вмятины на ее бедрах.
У меня слюнки текут при мысли о том, чтобы взять в рот эти упругие соски. Если я правильно помню, она любит, когда их кусают. И мои зубы умирают от желания вонзиться в эти пухлые бедра, оставив свой след, чтобы она помнила меня утром. Мой член наполовину тверд от одной мысли об этом.
— Я думаю, ты знаешь, что я могу лучше, Милли. — Я перемещаю руку к ее волосам, мягкие пряди падают на мои пальцы, когда медленно спускаюсь к ее шее. Ее пульс бешено бьется под моей ладонью, пока большим пальцем поглаживаю ее подбородок.
Когда наши глаза встречаются, я вижу, что она близка к тому, чтобы сдаться.
Боже, я хочу, чтобы она сдалась. Хочу удовлетворить ее. Когда Милли рассказала мне о парне, ревность, вспыхнувшая в моей груди, была нереальной и всепоглощающей. Я облажался годы назад, но могу наверстать упущенное сейчас. Я мог бы стереть ту ночь из ее памяти.
Дождь теперь льет сильнее, шум доносится из-за сетчатой двери, когда вокруг нас гремят раскаты грома и сверкают молнии. Ее взгляд опускается на мой рот, она облизывает нижнюю губу.
Она думает об этом.
Черт, ее губы выглядят такими заманчивыми.
— Погода довольно плохая, — почти шепчет она. Ее глаза снова скользят по моему лицу. — Ты не сможешь вернуться в свой отель. Это небезопасно.
— Определенно небезопасно, — соглашаюсь я. Все мое тело горит для нее.
— Может быть, — начинает она, протягивая руку, чтобы снять ткань с лица и отбросить ее в сторону. Большая часть кровотечения остановилась. — Может быть, тебе стоит остаться на ночь. Знаешь, просто для твоей безопасности.
Милли начинает руками нежно исследовать мое тело, начиная с бедер и пробегая вверх по груди, останавливаются на моей шее, она придвигается ближе. Ее киска идеально прилегает к моему теперь уже очень твердому члену, и я не могу удержаться, чтобы не прижаться к ней. Я помню, каково это — погружаться в нее, как будто это было только вчера, ее тело идеально обволакивало мое собственное.
Я наклоняюсь, мои губы едва касаются ее, но в последнюю секунду я целую ее в лоб, где она ударилась. Я задерживаюсь там, глядя мимо нее на шкафы и вдыхая сладкий аромат ее волос. Я хочу поднять ее и бросить на кровать, трахать до тех пор, пока она не сможет стоять.
Но когда отстраняюсь и смотрю на нее, из пореза снова стекает кровь по виску, а ее глаза остекленели не только от возбуждения. Она пьяна, и я не думаю, что у меня хватит духу вот так воспользоваться ею.
— Милли, — я делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоить свое бушующее либидо, — мы не можем этого сделать.
Взяв чистую ткань и прижав ее обратно к порезу, я отстраняюсь от ее тела. Мне нужно время, чтобы остыть. И холодный душ или немного уединения, чтобы привести себя в порядок.
— Останься здесь на ночь, — говорит она, глядя на меня снизу вверх своими невинными голубыми глазами.
— Милли, — говорю я с предупреждающей ноткой в голосе.
— Заткнись, Ноа, — стонет она. — Посмотри на погоду. Ты не можешь вернуться в свой отель. Я постелю тебе на диване.
Она спрыгивает со стойки, отталкивая меня и грязную тряпку в сторону, и внезапно спотыкается. Я ловлю ее и смеюсь.
— Ты выпила много алкоголя и ударилась головой, думаю, я сам постелю.
— Постельное белье в том же шкафу, — говорит она, указывая на коридор. — Я хочу принять душ.
Ее настроение определенно испортилось. Игривой Милли больше нет. И Милли с поднятыми стенами вернулась в полной мере.
Я вздыхаю, когда она уходит в ванную. Воспользовавшись моментом, облокачиваюсь на стойку и пытаюсь собраться с мыслями. Энни высовывает голову из-за спинки дивана и смотрит в мою сторону.
— Составишь мне компанию? — спрашиваю я ее, когда она наклоняет голову набок. Мгновение спустя она спрыгивает с дивана и несется в спальню. — Окей, я сам по себе.
Я тихо смеюсь про себя и бросаю все окровавленные тряпки в раковину, прежде чем пойти взять постельное белье из шкафа. Если я смогу держать свои руки при себе всю ночь, я заслужу гребаную награду.
ГЛАВА 7
Милли
Громкий раскат грома сотрясает маленький коттедж и будит меня. Я переворачиваюсь на другой бок и проверяю время — четыре часа утра. Стону от стука в голове и встаю с кровати, чтобы пописать.
Энни крепко спит в своей лежанке и едва обращает на меня внимание, когда я прохожу мимо. После ванной я на цыпочках выхожу на кухню, пытаясь бесшумно достать немного воды и аспирин. Ноа храпит на диване, и я не могу не посмотреть на него.
Его большое тело раскинулось, татуированная нога свисает с дивана, одна рука над головой, а одеяло свисает низко под животом. Когда вспыхивает молния, я отвлекаюсь на твердый пресс, который она освещает, а затем бегу прямо в свой кофейный бар, звеня кружками и пакетами с кофе.
— Миллс? — спрашивает Ноа, вздрогнув, когда садится. Его волосы растрепаны до гребаного совершенства, а голос все еще хриплый после сна. Господи боже. — Ты в порядке?
— Да, извини, — шепчу я, хватаясь за бедро, на котором определенно будет синяк. — Я пыталась вести себя тихо и выпить обезболивающее. — Пытаюсь небрежно рассмеяться, но у меня не получается.
— Хорошо, — говорит он, сбрасывая одеяло и вставая. — Давай я найду. Уверен, что ты чувствуешь себя дерьмово.
Когда он обходит диван, я вижу, что он полностью разделся до своих очень узких боксеров. И, похоже, чувствует себя как дома…
— Смотри вверх, злючка, — шутит он, проходя мимо, его мужской запах вторгается в мое пространство.
Я ошеломленно замолкаю. Раньше я могла винить алкоголь в том, что он заставлял меня чувствовать. Но сейчас? Тут нечего винить, кроме того, что, может быть, я все еще наполовину сплю. Черт, я не знаю. Мой мозг борется с телом в жестоком перетягивании каната. И тело, кажется, побеждает.
