пока у меня не будет плана. Лучше было встретиться с ним и, так сказать, сорвать пластырь, чем позволить неопределенности гноиться.
— Отель Violet, — я не дала ему возможности что-то сказать, когда он поднял трубку. — Нижний Ист-Сайд.
Когда я положила трубку, в животе у меня все сжалось от нервов. Вчера вечером я не ужинала, но мысль о еде, заставила мой желудок взбунтоваться еще больше. Тем не менее я заставила себя съесть немного сухофруктов из мини-бара. Мне понадобится энергия. Если и было что-то, в чем Доминик был хорош, так это в убеждении людей делать то, что он хотел.
Я уже сомневалась в своем выборе. При ярком дневном свете мой безымянный палец казался невероятно обнаженным, а решение уйти — необдуманным. Стоило ли подождать и поговорить с Домиником, прежде чем уйти? А что, если…
Кто-то постучал в дверь.
Мой желудок снова сжался. Я вдруг пожалела, что сказала ему, где я, но было слишком поздно.
Это все равно, что отклеить пластырь. Просто покончить с этим.
Тем не менее, никакое внутреннее ободрение не могло подготовить меня к тому, что ждало меня, когда я открыла дверь.
— Боже мой, — вздох вырвался прежде, чем я смогла его сдержать.
Доминик выглядел ужасно. Растрепанные волосы, помятая рубашка, под глазами фиолетовые пятна усталости. Его одежда прилипла к телу, а обычно чистые ботинки выглядели так, будто они прошли полосу препятствий Tough Mudder.
— Что… — я не успела закончить свой вопрос, как он схватил меня за руки и внимательно осмотрел,
— Ты в порядке, — облегчение смягчило грубость его голоса. Доминик звучал так, словно он либо восстанавливался после ужасной простуды, либо кричал всю ночь.
— Я в порядке. — Физически. — Почему ты весь мокрый?
С него капала вода на пол.
Тем не менее я пригласила его внутрь и закрыла за нами дверь. Это был скромный отель, но я не хотела рисковать, что нас увидят или подслушают. Манхэттен был маленьким островом, а манхэттенское общество — еще меньше.
— Я попал под дождь, — глаза Доминика прошлись по комнате и остановились на моем открытом чемодане. — И трудно разглядеть лужи в четыре часа утра.
— Почему, черт возьми, ты бродил по Манхэттену в четыре утра?
Его недоверчивые глаза вернулись к моим.
— Я прихожу домой с работы и обнаруживаю, что моя жена ушла, а ее обручальное кольцо в кармане нашей проклятой домработницы. Она не отвечает на мои звонки, и никто из ее друзей не знает, где она. Я думал, ты… — Он сделал глубокий вдох и выпустил его одним длинным, контролируемым выдохом. — Я ходил в места, где ты обычно бываешь, пока не понял, что все они, конечно, были закрыты в такой поздний час. Поэтому я поручил своей команде безопасности прочесать город, пока сам проверял твои любимые районы. На всякий случай. Я не знал...
У меня перехватило дыхание при образе о Доминике, бродящем по улицам под дождем в поисках меня. Это было настолько не похоже на холодного, незаинтересованного человека, к которому я привыкла, что казалось, будто он придумывает сказку вместо того, чтобы говорить правду.
Но доказательства были, и они вызвали новую, мучительную волну боли в моей груди.
Если бы он все время так заботился. Если бы только мне не нужно было уйти, чтобы откопать частичку человека, в которого я влюбилась.
— Когда ты вернулся домой? — тихо спросил я.
Тусклый румянец окрасил его скулы.
— Восемь тридцать.
Через два с половиной часа после запланированного времени вылета. Мне было интересно, забыл ли он о нашей годовщине или помнил, но все равно проигнорировал ее. Я не могла решить, что хуже, но это не имело значения.
Конечный результат был одинаковым.
— Я не специально опоздал на самолет, — сказал Доминик. — Это была чрезвычайная ситуация на работе. Спроси Кэролайн. Комиссия по ценным бумагам и биржам…
— В том-то и дело, — мое прежнее беспокойство исчезло, уступив место знакомой усталости. Не той, что появляется после бессонной ночи, а та, которая формируется годами, которой приходится слушать одни и те же оправдания. — Всегда возникают какие-то срочные дела на работе. Если это не Комиссия по ценным бумагам и биржам, то это фондовый рынок. Если это не фондовый рынок, то это какой-нибудь корпоративный скандал. Что бы это ни было, оно всегда на первом месте. Передо мной. Перед нами.
Челюсть Доминика сжалась.
— Я не могу игнорировать подобные ситуации, — сказал он. — Люди зависят от меня. Миллиарды долларов зависят от моих решений. Мои сотрудники и инвесторы…
— А как насчет меня? Разве я не важна?
— Конечно, да, — он казался озадаченным.
— Даже тогда, когда я рассчитывала на то, что ты придешь, как и обещал? — эмоции застряли у меня в горле. — Неужели это менее важно, чем многомиллиардная корпорация, которая, вероятно, будет в порядке, если ты возьмешь один выходной?
Напряженная тишина нарастала и почти душила нас, пока он не заговорил снова.
— Ты помнишь наш выпускной год в колледже? — взгляд Доминика впился в мой. — Мы едва виделись за пределами колледжа, потому что мне пришлось работать на трех работах, чтобы хватало на основные потребности. Мы ели чертов рамен быстрого приготовления на наших свиданиях, потому что я не мог позволить себе отвезти тебя в хорошие рестораны, и я пообещал себе, что если когда-нибудь выберусь из этого, то я никогда больше не окажусь в такой ситуации. Мы не окажемся в такой ситуации. И сейчас мы не там.
Он жестом показал между нами.
— Посмотри на нас. У нас есть все, о чем мы когда-либо мечтали, но единственный способ сохранить это — сделать свою работу. Пентхаус, одежда, украшения. Все это исчезнет, если...
— Какая от этого польза, если я никогда тебя не вижу? — мое разочарование достигло критической точки. — Меня не нужен ни шикарный пентхаус, ни одежда, ни самолет. Я бы предпочла иметь мужа. Настоящего, а не только на словах.
Возможно, я не понимала, потому что выросла в обеспеченной семье и поэтому никогда не могла в полной мере ощутить те препятствия, которые пришлось преодолеть Доминику, чтобы достичь всего. Возможно, я была слишком оторвана от жизни, чтобы понять ставки игры на Уолл-стрит. Но я знала себя и знала, что была бы в тысячу раз счастливее есть рамен
