к земле, удерживая меня в неподвижности. Я опустила взгляд на растянутую юбку — карандаш и хлопковую блузку больших размеров, которые я надела к ужину. Вид был повседневный, но далеко не бродяга. Отца никогда не волновало, что я надену на ужин, поэтому я не знала, что на него нашло.
Когда я подняла взгляд, Санте извиняюще посмотрел на меня, но держал губы сжатыми.
— Санте, пойди проверь Умберто и убедись, что сегодня он сохраняет спокойствие. — Его голос упал до угрожающего рычания, когда он крался вокруг стола по направлению ко мне.
Я боролась с чувством предательства, наблюдая, как Санте исчезает в коридоре.
Потом остались только я и мой отец. Одни.
Я не была уверена в том, что происходит, но в моей голове зазвенели тревожные колокольчики. Холодный, липкий ужас сковал мои вены и заставил мой пульс учащенно биться.
— У меня попросили твоей руки. Важный союз.
Моей руки? В смысле… брак? О чем, черт возьми, он говорит?
Он продолжал придвигаться ближе, пока не прижал меня спиной к стене. — Ты не испортишь этого для меня. — Его рука обхватила мое горло, его большой палец грубо перемещался взад-вперед по моему горлу. — Ты согласишься на этот союз, но я хочу, чтобы ты поняла, что твой уход из этого дома не избавит тебя от моей власти. Если ты хоть словом обмолвишься о том, что, как тебе кажется, ты знаешь, не останется камня на камне, под которым ты сможешь спрятаться, и я тебя не найду. — Его рука сжалась — не настолько сильно, чтобы поставить синяк, но достаточно, чтобы моя кровь превратилась в лед при угрозе уменьшения объема воздуха.
Я держалась как можно неподвижнее, умоляя свое тело сотрудничать.
— Я буду знать, что это была ты. Тебе не нужно говорить, чтобы превратиться в крысу, — прорычал он.
Мои ноздри раздувались, а пятна усеивали край моего зрения. Я наконец сдалась и вцепилась в его запястье, не в силах побороть отчаяние.
Его черные глаза-бусинки еще секунду всматривались в мою душу, прежде чем он наконец отпустил меня, хотя он оставался прикованным к месту, злобно вторгаясь в мое пространство. — Его зовут Коннер Рид. Он ирландец, и он будет здесь с минуты на минуту. А теперь поднимись и надень что-нибудь презентабельное, пока ты не опозорила меня.
Я кивнула, скользнула вдоль стены и отошла от отца, а затем поспешила обратно в безопасное место своей спальни.
Черт возьми, что только что произошло?
С каждым шагом мои ноги тряслись все сильнее.
Закрыв дверь спальни, я прислонилась к ней и попыталась замедлить свое колотящееся сердце, прежде чем оно вырвется из груди. Я должна была мыслить здраво. Папа согласился выдать меня замуж за кого-то в рамках союза. Меня собирались выдать замуж.
Срань господня!
Мужчину звали Коннер Рид. Имя было смутно знакомым. Я никогда не интересовалась делами своего отца, но невозможно было игнорировать отдельные фрагменты.
Думай, Эм. Думай!
Этот Рид предложил жениться на мне в рамках союза. Он ирландец, поэтому итальянцы хотят заключить союз с ирландцами. Но почему я? Из всех других итальянок, доступных для выбора, как, черт возьми, вообще появилось мое имя?
В голове промелькнуло отчаяние в глазах отца.
Конечно, это была его заслуга. То, что его дочь оказалась в центре критически важного альянса, было для него огромной удачей, и он не задумываясь продал бы меня, как скот. И что это означало для меня? Вместо того, чтобы сбежать от мафии, я навсегда стала бы женой ирландской мафии. Не та судьба, которую я хотела, но это избавило бы меня от отца. Это было возможным решением, по крайней мере, в краткосрочной перспективе. Хотя, оказавшись вне дома, я не была уверена в том, что получу возможность общаться с Санте. И если этот мужчина окажется таким же плохим, как мой отец, возможно, я закончу еще хуже, чем начала.
От паники мои ладони вспотели, а сердцебиение участилось.
Я не могла понять, был ли это шанс, на который я надеялась, или полная катастрофа. Мои мысли разбегались, эмоции были в беспорядке. Соленое отчаяние оседало на ресницах, а каждый вздох становился все более поверхностным и несвязным.
Мне нужно было успокоиться.
Папа будет в ярости, если я приду на ужин вся в пятнах и с красными глазами. Я заставила свои легкие сделать долгий, глубокий вдох, а затем медленно выдохнула.
Посмотри, чему ты можешь научиться, пока тебя меняют. Постарайся не реагировать слишком остро.
Я кивнула сама себе и взяла с кровати свой телефон. Отец следил за устройством, но мне нужно было знать, во что я ввязываюсь, и был один верный способ это выяснить. Пиппа была моей кузиной и лучшей подругой. Она также была ужасной сплетницей и занудой. Я обожала ее и очень по ней скучала. Мой отец разлучил нас, и я была вынуждена разыгрывать карту скорбящей дочери, чтобы объяснить свое отсутствие. Пип отнеслась к этому с пониманием, хотя я чувствовала, что ее терпение подходит к концу.
У нее были для меня ответы, и я не думала, что отец будет беспокоиться, если я спрошу об ирландце. В прошлом он вообще не обращал на меня внимания. Сейчас его волновало только то, чтобы я держала язык за зубами о несчастном случае с матерью.
Я: Кто такой Коннер Рид?
Пиппа: Привет, случайный человек.
Я: У меня нет времени. Мне нужны подробности, сейчас же!
Пиппа: Черт, теперь ты заставила меня волноваться. Я думаю, он один из ирландских громил — управляет игорным клубом, кажется. Дай-ка я проверю. Погоди.
Я бросила телефон на кровать и порылась в шкафу.
Что я должна была надеть на встречу со своим потенциальным женихом? Хотела ли я выглядеть хорошо или отпугнуть его? Что сделает мой отец, если я выберу последнее?
По моему позвоночнику пробежал холодок и превратился в твердую арктическую массу в моем нутре.
Я определенно не хотела узнать ответ на этот вопрос. Все сексуальное было исключено. Я уже выглядела напыщенной; я не хотела выглядеть еще более дешево, чем уже чувствовала себя. Ограниченная в возможностях, я выбрала лесное зеленое платье-футляр, которое граничило с профессиональным, затем освежила прическу и сделала макияж как раз вовремя, когда зазвонил телефон.
Пиппа: Помнишь, недавно в Восточном Гарлеме нашли заживо сожженного мужчину?
Я: Да?
Пиппа: Ходили слухи, что за этим стоит Рид. Мне показалось, что я запомнила имя. Какого черта ты спрашиваешь?
О, черт.
Дикторы назвали это убийство самым жутким за последние десятилетия.
