Особые манипуляции с внешним видом специально для этого вечера мной не проводились. Приоритетной задачей по окончанию работы было успеть принять душ, а затем спокойно подыскать в шкафу что-нибудь приличное и глаженное и надеть это.
Последней установкой моей внутренней программы было прибыть в ресторан вовремя, что я и сделала. Пунктуальность в деловых встречах превыше всего. Опоздав, кто-то теряет клиентов, кто-то деньги, кто-то и то, и то, а кто-то сразу и своё лицо.
Зайдя в зал ресторана, я быстро, не имея в руках зеркальца, причёсываю свои локоны, и занимаю нужный мне столик. Официант приветствует меня и вручает меню, которое я принялась изучать до прихода Константина. И слишком глубоко погрузилась в него, внимательно вчитываясь в состав каждого блюда. Ненадолго абстрагированную от реальности, меня резко возвращают обратно и беспощадно окунают в омут памяти.
– Ну здравствуй, Рит, – слышу в ушах хорошо знакомый мне голос, но так давно не слышимый мною в живую, я словно отвыкла от того, как он звучит для меня. Моё сердце замерло на мгновение от неверия. Я чертовски испугалась. Все года, что были в дали от него, я проживала в надежде никогда с ним не встретиться: не слышать, не видеть, ничего не знать о его существовании. И до этого дня так оно и было. Мы жили отдельными жизнями, не имея общих точек соприкосновения. Но вопреки математической логики наши параллели пересеклись в одной точке здесь и сейчас.
Я неспеша поднимаю свои глаза на него. Казалось, что я не могла ошибиться, но до последнего отказывалась себе доверять, вдруг показалось, такое бывает, звуковые галлюцинации никто ещё не отменял. Однако жизнь пряма в своих суждениях: напротив меня сидел Максим.
Выстроенная меж нами стена стала ничтожна тонка. Сквозь неё проходил звук его дыхания, проникали частички его запаха, но самое главное через неё я чётко видела его пронзительный взгляд, который я не выдерживаю на себе и подрываюсь со стула. Я хочу уйти, исчезнуть, испариться.
Устремив глаза к выходу, я двинулась в его сторону, намереваясь закрыть за собой дверь и оставить отголоски прошлого позади себя. Только эти отголоски настолько живые, что сумели преградить мне путь.
– Садись обратно, Рит, – чувствую на своём запястье крепкий хват. Максим по-прежнему сидел на своём месте, и не глядя на меня всё сильнее сжимал мою руку, делая свои слова для меня более убедительными и повелительными.
Однако я стояла неподвижно, будто ноги в миг приросли к земле, и в полной растерянности от того, что не понимала куда двигаться дальше. Мне закрыли дорогу вперёд, а дорогу назад я когда-то давно закрыла сама. Теперь я вновь стою в той самой точке, именуемой точкой не возраста.
И сейчас вынуждена стоять с осознанием того, что каждое произнесённое им в дальнейшем слово в последствии может стать сильным толчком к моему возвращению. Потому желание убежать усиливается в стократном размере.
Жаль только, что времени мне было дано кромешно мало, и я не успеваю избежать своего судного дня. И сказанные Максимом слова забиваются в моём сердце гвоздём.
– Рад, что ты жива, – ничего более бесчувственного в свой адрес я ещё не слышала.
Его болезненный укол подействовал. Я моментально отмираю и принимаю брошенный им вызов.
– Ты в этом уверен? – И наши взгляды встречаются во второй раз за этот вечер, только иначе: мы встали в равные стойки и готовы к равному противостоянию.
Глава 7. Максим
Посмотрев друг на друга взглядами, бьющими на поражение по глазам соперника, мы переиграли с Ритой старт, заняв свои первоначальные позиции. Рита вернулась на своё место, и мы долго играли в гляделки. Никто из нас не осмеливался нарушить наш безмолвный диалог.
«Три года кажись целая вечность, не так ли, Рит? – Говорю шёпотом, чтобы не потревожить наши еле успокоившиеся сердца. Им и так не сладко жилось.
– Всё так, Макс, – грустно протягивает звуки. – И эти годы нам никак не удастся вернуть, они безвозвратно ушли. А когда-то мы были с тобой счастливы.
– Тогда ты была моим всем — моим миром, которым я так дорожил, защищая и оберегая его от всего плохого. Где ж я так накосячил, Рит?
– Нет, дело вовсе не в тебе, Максим. Ты здесь не причём. Это я разрушила созданный нами мир. Я и только я.
– Ты хоть раз пожалела о сделанном?
– Каждый день, каждый чёртов день. Это было самым тяжелым решением в моей жизни. И ужасно несправедливым по отношению к тебе. Может ты когда-то всё же сможешь меня простить.
– Я постоянно думал о тебе. Каждую мою мысль посещал твой образ, который по памяти рисовал мой мозг. – Я не ценитель искусства, но даже мне, он казался безукоризненно точен. – Иногда я думал, что схожу с ума.
– Всегда. Я прибывала в таком состоянии всегда с того самого момента, когда ушла от тебя. Все эти годы я тоже думала о тебе. Как ты, где ты? — мне было так важно знать, что с тобой всё хорошо. Я не готова была разорвать нашу последнюю нить: и стереть тебя из своей памяти навсегда. Шел год за годом, а я так и не разучилась тебя любить. Не смогла, представляешь?!»
Подобный диалог обязательно бы прозвучал, если это была бы финальная сцена в одном из романтических кинофильмов. Только наш был намного тяжелее. Я многое высказал ей своим молчанием, но так за это время и не понял, о чём говорят её глаза. Страшно осознавать, что сидящего напротив тебя человека теперь ты знаешь только по внешности, её внутренний мир для тебя такие дебри, что залезь ты в них — заплутаешь в своих догадках и ложных суждениях, построенных для защиты собственных чувств. Никому не захочется признавать, что за эти три года она и слезинку не пустила, прекрасно грелась в лучах счастья и безмятежности, в то время пока ты пытался выжить. Хотя это не про меня. Я не пытался. Пытались все, кроме меня.
– Так и будешь сидеть и молчать? – Первым беру инициативу начать выстраивать хоть какой-то диалог. Вряд ли он произведёт такой же фурор, как медовые песенки влюблённых птенчиков. Мы же с Ритой от природы удавы, как бы её жизнь не сложилась, против природы не попрёшь. Такие как мы привыкли душить жертв и желательно потуже. Потому медка не подвезём. А вот желчи хоть в дубовые бочки заливай и запасайся и на продажу выставляй.
– Я не припомню, чтобы ты что-то у меня спрашивал, – и принимает более расслабленную позу, вальяжно опершись на спинку стула. Вот, об этом я и говорил. Оба не прошибаемые. – Можешь, пожалуйста, повторить? – И сразу же отвернувшись от меня, обозначив тем самым, что можно и без повторений, поскольку ей не особо интересно, она подзывает к нашему столику официанта и делает свой заказ, пока мои желваки ходят туда-сюда.
А после, дождавшись, когда он уйдёт с её списком блюд, мы продолжили разговор на том же месте, где и остановились.
– Правда, мне нужно это озвучивать? – Немного подаюсь вперёд, может так у меня получится в её глазах разглядеть каплю сожаления, а то от её наглости меня всего разрывает изнутри. – Ты считаешь, у меня к тебе никаких вопросов не может быть? Ну конечно, – тут же отчаливаю обратно назад и скрещиваю руки в замок, – откуда им взяться-то? Да, Ритусь?!
– Маргарита, – с циничным выражением лица поправляет меня, – а лучше Маргарита Дмитриевна, мы же всё-таки с вами на деловом ужине, Максим Сергеевич, – говорит, вскинув брови и морща свой лобик. – И я правильно поняла, вы вместо Константина будете? А давно вы заделались в благодетели, интересно? – И начинает поглаживать свой подбородок, словно действительно бы послушала душераздирающую историю моего прихода в благотворительность.
– Совсем недавно, – ставлю локоть на стол и упираю голову о руку. В такой позе легко представлять или вспоминать, как раз последним я и займусь. – На одном из благотворительных вечеров на меня произвела неизгладимое впечатление речь девушки, побудившей во мне желание сделать что-то по-настоящему ценное в этой жизни — не убивать в людях любовь, а дарить им её вместе с надеждой и верой на лучшее. Однако выясняется, что этой девушке самой бы этому подучиться, а то на словах мы все герои и благодетели.
