— Я без предупреждения, — произнесла я, разочарованно оглядываясь по сторонам, — забежала на минутку по-родственному.
Кабинет казался таким же фальшивым, как и его хозяин.
Будто просто прикидывался чем-то незаметным, но стоит поскрябать по дешевым панелям, как можно обнаружить редкие породы дерева.
Едва удержавшись от того, чтобы начать простукивать стены, я пристроилась на скромный стул с кожзамовым сиденьем и уставилась на Антона.
Записка с аргументами Лизы прожигала дыру в кармане.
— Сколько? — спросил Антон, даже не прикидываясь радушным хозяином.
— Спасибо, — прощебетала я, — что предложил. От кофе, пожалуй, я не откажусь — и хорошо бы с конфеткой.
— С конфеткой, — повторил Антон снова несколько обескураженно. — Ну конечно же.
И принялся кому-то звонить, требуя напитки.
Букет так и торчал в его подмышке, но отчего-то это не было смешно.
Это было, если хотите, устрашающе.
Как будто хищник вздумал прикидываться травоядным, но зубы у него уже нетерпеливо пощелкивали.
— Гольфы забыла, — перестав терзать интерком, небрежно заметил он.
Тут пришла моя очередь удивляться:
— А?
— Милое платьице, цветы, кудряшки, конфетки. Еще бы гольфы — и образ Лолиты-переростка был бы более полным.
Лолита-переросток!
Стало так обидно, что на несколько минут я почти забыла о своем возрасте — полновесный тридцатник на носу.
Все дело в том, что я слишком чернявая. Блондинки выглядят легковеснее, им больше сходит с рук.
Будь мои кудряшки золотистыми, а глаза голубыми — ему бы и в голову не пришло рассуждать о всяких дурацких гольфах. Он бы просто любовался персиками моих губ и озерами моих глаз.
Что и говорить — вечно приходится делать лимонад из лимонов, и хоть бы раз получилось малиновое варенье, например.
— Теперь ты будешь надо мной глумиться, потому что я нахожусь в постыдном и унизительном положении попрошайки? — уныло уточнила я, разглядывая бесполезные кружева моего подола.
Он хмыкнул и уселся на стол, небрежно бросив цветы на документы.
— Удивительно, но ты первая из Лехиных жен, кто заговорил о стыде. Прежние все больше напирали на то, сколько я ему должен.
— А ты должен? Я бы тоже напирала — но не знаю, о чем именно мы сейчас говорим.
В кабинет вошел грузный мужик в синем рабочем комбинезоне и грохнул на стол огромные кружки с кофе.
Некоторое время мы все завороженно смотрели на то, как раскачивается кипяток, гадая, выплеснется он наружу или обойдется.
Обошлось.
Мужик вздохнул, с явным сожалением, и так же молча вышел.
— Кто это? — спросила я ошарашенно. — Он же не копает у тебя могилы, в перерывах исполняя обязанности секретарши?
Антон перегнулся через стол, открыл верхний ящик, достал оттуда наполовину съеденную шоколадку и протянул мне.
— Конфет нет, прости, — сказал он с улыбкой, — а Мишка… ну он просто сотрудник, не думай слишком много.
Я вздохнула.
Вот зачем этот человек улыбается, когда прекрасно видно, что ему вовсе не хочется этого делать?
— Не думать я могу, — согласилась я, — это гораздо приятнее, чем думать.
— Какое счастливое умение, — заметил Антон иронично.
Шоколад был горьким и пористым, безо всяких приятных добавок вроде орехов или пусть даже изюма.
Люди, которые покупают такой шоколад, вряд ли умеют по-настоящему радоваться жизни, я давно это заметила. Зато твердо стоят на ногах и точно знают, чего хотят.
И нет, я не гадаю по шоколадкам, хотя могла бы.
— Значит, Леха перестал рассказывать всем девицам подряд, что был мне вместо родителй, что целую юность потратил на такого сложного подростка, как я? — задумчиво спросил Антон. — Не доедал, не досыпал, а поставил младшего брата на ноги?
— Серьезно? — это было неожиданно. Алеша не казался человеком, который способен не доедать и не досыпать.
— Это он последние пятнадцать лет такой… сибаритствующий, — проницательно объяснил Антон, не спуская с меня глаз. — А до того был вполне себе и матерью мне, и отцом… Так сколько там хочет Лиза?
Я сомнамбулически протянула ему записку с аргументами.
Шоколад был горьким, а кофе — сладким. Неправильное сочетание наоборот.
Антон тоже был неправильным наоборот — пока все люди пытались казаться лучше, чем они были, он пытался казаться — хуже.
Зачем?
— Все понятно, — деловито проговорил Антон и сунул записку в карман. — Теперь поговорим о тебе, Мирослава. Какой у тебя доход? Ты планируешь детей? Сколько?
—- Пятерых, — ответила я без промедления. — Трех девочек и двух мальчиков. Правда, не от Алеши, от другого мужа.
— Какого — другого? — не понял он.
— Второго другого, — объяснила я. — Алеша мой тестовый муж, я вышла за него замуж для опыта. По любви я собираюсь выскочить потом за нового мужчину, может, даже за тебя, жизнь ведь такая вся внезапная.
Тут он закашлялся и кашлял так долго, что я успела выдуть добрую половину огромнейшей кружки кофе.
— Любопытно, — наконец, обронил Антон. — А Леха знает о твоих планах?
— Я ему наверняка что-то такое говорила. Почти уверена, но это не точно. В любом случае, вряд ли я приду к тебе за алиментами на моих пятерых детей, так что смело вычеркивай меня из списка людей, на которых надо настраивать автоплатежи. Мой бизнес в последнее время процветает.
— И что же это за бизнес? — спросил Антон, уже почти вернувшийся к первоначальной невозмутимости.
— Потомственная гадалка Мирослава Видящая, — представилась я скороговоркой, — расклады на судьбу, любовь и деньги. Онлайн и офлайн. Скидка десять процентов на каждый пятый расклад. Составление натальных карт и астрологические прогнозы.
Выдохшись, я снова сделала глоток кофе.
— Что? — после долгой, какой-то звенящей паузы спросил Антон. — Это вообще законно?
— В приложении «Мой налог» мой вид деятельности указан как «прочее».
Он снова надолго замолчал, переваривая услышанное.
Возможно, на полном серьезе прикидывал, что указано в моей медицинской справке.
— Карты, — осенило Антона внезапно, — скамейка, ЗАГС!
— Бинго, шайба, бито, гол, — в тон ему воскликнула я и, кажется, снова пошатнула дешевное равновесие собеседника. Требовалось как-то компенсировать нанесенный ущерб.
— Хочешь шаурмы? — предложила я голосом человека, предлагающего звезду с неба.
— А у тебя что, с собой? — осторожно спросил он, вроде бы готовый почти ко всему.
Да, огорченно подумала я, принести с собой еду было бы куда практичнее крокусов.
— С собой ничего нет, — преувеличенно бодро прощебетала я, — зато я знаю место, где подают отличную шаурму — совсем рядом.
— Совсем рядом здесь только блошиный рынок, кладбище и горстка старых развалюх, которые давно пора снести.
— Точно, — закивала я, — и отличная шаурма.
Он некоторое время задумчиво пил свой кофе, словно бы решая про себя какую-то мега-сложную задачу.
Терпеть не могу, когда люди так поступают.
Ты говоришь о самой простой вещи в мире — о еде, а они в ответ хмурят брови с таким видом, как будто собираются запускать ракету в космос и никак не могут решить, с какой стороны присобачить для нее стартер.
Я неодобрительно таращилась на него всю эту длинную, неловкую паузу.
Вот бы роста ему повыше, брови погуще, подбородок порешительнее. Тут, конечно, придется допиливать напильником: первым делом изменить прическу, сделать ее покороче. Слишком много волос для слишком ранней седины.
— Не нравлюсь? — вдруг спросил он. — Ты смотришь на меня, как придирчивая буфетчица на осетрину второй свежести.
— Какой у тебя рост? — уточнила я озабоченно.
— Я ниже брата на восемь сантиметров, — огрызнулся Антон с нежданной свирепостью. — Моложе на пятнадцать лет. И уж точно не награжден никакими талантами. Еще какие-то вопросы?
— Полно, — охотно откликнулась я.
Меня так восхитила его резкость, что и словами не передать.
Наконец-то хоть что-то настоящее, правдивое, искреннее.
