– Это не максимализм, это элементарная чистоплотность, только и всего.
– Но он же любит тебя и вы хорошая пара.
– Эличка, я пока еще не освоилась с положением обманутой жены, вот и все. Может, освоюсь, смирюсь…
– Прости, что на ночь завела этот разговор… я не хотела тебя будоражить… Извини. Хочешь чаю с медом, успокаивает…
– Да нет, спасибо, Эличка. И не расстраивайся ты так, мир не рухнул, поверь…
– Спокойной ночи, детка.
Элико нежно поцеловала племянницу.
Да, мир не рухнул, так, потолок обвалился и меня задело обломками, не смертельно, но разгребать придется, подумала Марго.
– Лева, я поняла, зачем нас сегодня позвали! – сказала Римма Павловна за завтраком.
– Да?
– Да! Кажется сегодня полгода со дня смерти Александра Афанасьевича!
– Ох ты господи, совсем из головы вон! Надо бы на кладбище съездить. Хотя постой, нет, полгода было восемнадцатого, а сегодня двадцать восьмое.
– А это значит, что сегодня будет обнародовано завещание вашего гения. Вот в чем дело! Очень интересно! Ну конечно… Видимо, старик что-то оставил этой провинциальной вдовушке.
Хотелось бы знать что… Если его замучила совесть, он мог и размахнуться…
– Римма, наберись терпения и, пожалуйста, что бы там ни оказалось, веди себя прилично. В конце концов мы совсем не бедные люди, у тебя есть все, что можно пожелать…
– А если твой папенька тебе вообще ничего не оставил?
– Значит, такова была его воля, я не буду в обиде.
– Так уж и не будешь? Бессеребреник, значит?
– Я не бессеребреник, но с отцом в последние годы у нас были сложные отношения…
– Да я просто уверена, что он все оставил этой твоей сестрице…
– Ты сама себе противоречишь. То он чем-то одарил эту несчастную женщину, то Марго. Наберись в конце концов терпения, сегодня все узнаешь.
– А ты эту бабу видел когда-нибудь?
– Не помню. Может, и видел, но раз не запомнил, значит, ничего интересного. Ей должно быть уже под сорок.
– Это успокаивает.
– То есть?
– Ну, уже не твой возраст. Ты молоденьких любишь.
– О боже!
– Ma, не спишь?
– Тошка, ты чего так рано вскочила? Еще восьми нет.
– А там Эличка большую стряпню затеяла… Мам, ты знаешь, эта Тася клевая, с мозгами.
– Да? Я рада.
– Мы с ней двоюродные, да?
– Конечно.
– Нуцико уверяет, что мы с ней похожи.
– Действительно, некое семейное сходство улавливается.
– А ты нас сегодня в город сплавляешь?
– Да, Тошка, нечего вам тут сегодня делать, да и Тася никогда в Москве не была.
– А может, нам заночевать в городе, в театр сходить?
– Сходите. В какой ты хочешь, я позвоню…
– Таська в Большой просится, она оперу любит.
– Батюшки светы, такое еще бывает, чтобы ребенок оперу любил? Чудеса да и только.
– Она, между прочим, классно поет.
– Странно, Аля мне ничего не говорила.
– Скажет еще. Так что насчет Большого?
– Попробую, но я не уверена, что там сегодня опера.
– «Пиковая дама», я в Интернете посмотрела.
– Хорошо, но сейчас рано кому-то звонить.
– А ты Пундику позвони, она рано встает.
– Слушай, хорошая мысль, если у Таси голос и слух, то лучше Пундика в этом никто не разберется. Давай телефон.
Матильда Пундик была старой подругой покойного композитора, его тайной воздыхательницей и профессором консерватории по классу вокала. Но в семье никто никогда за глаза не называл ее Матильдой или Матильдой Наумовной, все звали ее только по фамилии – Пундик или Пун дичка.
– Матильда, я не слишком рано?
– О, что ты, королева Марго, я уже два часа как на ногах, у меня же столько процедур – подышать в трубочку, сделать зарядку, потоптаться в холодной водице… Хотя зачем я это рассказываю тебе, ты молода, хороша собой, умна… Зачем тебе мои старческие бредни. Я хотела спросить, ты хоть вспомнила о годовщине?
– Разумеется.
– А на кладбище не была!
– Была, но, вероятно, позже вас, видела ваш букет, вы как всегда верны себе.
– Ах боже мой, кому же еще мне быть верной? Да, королева Марго, ты ведь не поболтать мне звонишь, правда? Старая леди зачем-то понадобилась?
– Матильда, у меня к вам вопрос и просьба.
– Начни с просьбы, быть может, она невыполнима.
– Нельзя ли два любых билета на «Пиковую» на сегодня.
– Что значит любых?
– Ну, места значения не имеют, пойдет Тошка со своей кузиной.
Боже, зачем я это сказала? – испугалась Марго.
– С кузиной? С какой кузиной? Откуда взялась кузина, почему я не знаю?
– Это… Сережина дочка, они с матерью приехали к нам, девочка прелестная и обожает оперу, к тому же у нее, кажется, голос…
– А вопрос в чем? Не могу ли я ее посмотреть и послушать?
– Угадали.
– Превосходно! Должен же был хоть кто-то из всей родни унаследовать дар, пусть хоть малую толику великого дара Саши… О, я уже жажду увидеть эту девочку… пусть Тоша привезет ее ко мне, я их накормлю обедом, посмотрю девочку, а вечером отвезу в театр. Жду их к половине третьего, я пошла ставить тесто!
И эксцентричная дама бросила трубку.
– Мам, что она сказала?
Марго передала ей слова Матильды Пундик.
– Иеесс! – вскинула руку Тошка. – Обожаю пундиковы пирожки.
– Знаешь, Тоша, ты только Тасе не говори, что ее будут прослушивать, а то она испугается, зажмется, просто скажи, что идете к тетке, которая достанет вам билеты в Большой, а уж Пундик сумеет сделать все как бы невзначай…
– Ну, мам, ты даешь! Я уж хотела ее обрадовать.
– Не надо. Ладно, я встаю, поди, включи чайник.
– Да Эличка уже стол на террасе накрыла. Семейный завтрак в воскресенье…
– Господи, и не лень ей… Небось уж и наготовила каких-нибудь вкусностей, ну как, скажи на милость, тут блюсти фигуру?
– У тебя с фигурой все в поряде!
– В порядке!
– Какая разница, подумаешь, одна буква…
– Виктория, марш отсюда!
Викторией Марго называла дочку только в крайнем раздражении. Марго ненавидела молодежный жаргон и всячески боролась с ним и дома, и у себя на фирме. Правда без особого успеха.
После завтрака, когда все уехали в город, Эличка спросила сестру:
– Нуца, как тебе Аля?
– Не разобралась еще, но все же производит приятное впечатление. А тебе она не понравилась?
– Нет, что ты, мне она очень понравилась. А девочка просто прелесть, мне кажется, она будет актрисой, в ней что-то такое есть… Но я не устаю поражаться Марго… Какая широта души, какое большое сердце…
– Элико, поменьше пафоса!
– Нуца, не будь циничной!
– Где ты увидела цинизм? Это просто дурной вкус – все время произносить высокие слова, попахивает советским радио… Кстати, ты не обратила внимания, когда сейчас иногда показывают старую хронику, какие-нибудь киножурналы тех лет, как непереносимо звучат голоса дикторов?
