сохранение. Но ты права, мое участие в делах фирмы сильно сократится.
— Не волнуешься?
— Волнуюсь, — киваю, — За любым бизнесом нужен глаз и глаз… Вон, приходится до сих пор перепроверять чтобы клинеры левак не мутили… — пожимаю плечами, — А будете ли вы это делать? Вопрос…
— Ты слишком зазнаешься, тебе не кажется?
— Что ты имеешь ввиду?
— Я имею ввиду что ты задираешь нос, считая, что ты одна во всем разбираешься, а мы — идиоты, не способные вести дела без тебя. А если разобраться, тебе просто повезло что компания стала приносить прибыль. И повезло потому, что я и Кирилл оказались рядом с тобой. — ее слова меня задевают. Но смысл ругаться? Не дай бог поссоримся, и она обидится и уйдет. Кем тогда заменить Люду? Новому человеку надо не менее двух месяцев чтобы во всем разобраться. Да и мало кому доверять можно…
Я не помню что тогда ответила Люде. Я замяла тему, но ее слова врезались в память. Возникло ощущение, будто она давно берегла их, не хотела говорить, а тут не выдержала… Что значил ее посыл? Ничего хорошего. Только разбираться в этом я уже не могла и не хотела. В конце концов, а рассчитывала на Кирилла, он теперь должен был стоять на страже благополучия фирмы.
Он и стоял. Только это благополучие почему-то перестало иметь какое-либо отношение ко мне.
В любом случае нужен план. И пока что вариант придушить мразей слишком расплывчатый. Нужна конкретика, а для этого стоит провести ревизию…
Продавать ли долю? Или может попытаться выкинуть их как щенков? Надо разобраться что будет выгоднее прежде всего мне.
Крепко задумавшись, проматываю телефонную книгу. Резеда! Боже мой, голова моя дырявая! Вот с кем можно поговорить о том, что происходило все это время! Какой же я была дурой, что верила словам Кирилла… А Резеда… Это моя самая первая помощница. Именно с ней мы начинали работать. Она из страны ближнего зарубежья, женщина немолодая, да и на момент нашего знакомства русский язык знала так себе. Но ей очень нужны были деньги.
Помню я сначала думала что уволю ее когда появится возможность брать девушек помоложе да пошустрее… Но к тому моменту Резеда освоила русский язык, научилась правильно подбирать средства и приобрела ту шустрость в исполнении, которой так ей не хватало.
Уже позже она стала обучать новых клинеров, а кроме того — периодически мне рассказывала кто как работает, кто нечист на руку, кто подговаривает других сделать какую-нибудь глупость. Мне это было выгодно. Платила я ей хорошо, и мы были довольны друг другом. А когда я ушла в декрет, Резеда перешла под крыло Кирилла.
И снова замираю. Что, если она больше не мой человек? Я-то думала что и Люда, Маша, Кирилл… Они все — это команда. Моя команда. А, к черту! Скользнув взглядом по часам, звоню Резеде. Она обычно не спит до одиннадцати.
Поднимает трубку сразу. Будто ждала звонка.
— Инга Васильевна, здравствуйте! Как здоровье ваше? Как дела?
По голосу вроде и рада, только я никому уже не верю.
— Здравствуйте, Резеда! Хотела бы с вами встретиться завтра… — откашливаюсь. Да, это у меня в декрете времени много. А у нее — не факт что найдется окно.
— Завтра! Я могу завтра! Я работаю с двенадцати. Утром подойдет? Куда ехать?
— Подойдет, — давайте в девять, я адрес смской вышлю, — сдавленно вздыхаю, — Разговор будет конфиденциальный…
— Все понимаю, Инга Васильевна! Не первый день на свете живу! А я все ждала, когда вы позвоните мне, когда позвоните. Думала не дождусь! Вы возвращаетесь на фирму?
— Вот об этом и поговорим…
Мы прощаемся, а я кусаю губы. Я и правда не так часто общалась с Резедой, поздравляла на праздники, да и все. С другой стороны, Кирилл всегда говорил что у сотрудников все хорошо, проблем нет… И как бы я спрашивала у Резеды про работу, если сама же оставила Кирилла за главного? Получается не доверяю? А я доверяла.
Доверяла… Застываю, сидя на кухне. Как же плохо. В голове прокручивается разговор с мужем. За что он так? Почему? Но я же его любила! Я и сейчас люблю его. За что? Глупые, бессмысленные вопросы. Вытираю слезы и иду в душ. Лечь надо пораньше. Нельзя расклеиваться. Ни в коем случае нельзя.
Ночью сплю я плохо. Я постоянно плачу, не в состоянии привести мысли в порядок. Но и пить успокоительное не хочется, я от него тупею. Но, видимо, придется. На цыпочках иду на кухню, однако просыпается Илюша. Что за ночь! И пожаловаться некому. А с другой стороны — не привыкла я жаловаться. Вздохнув, убаюкиваю сына и в четвертом часу наконец засыпаю.
Резеда приезжает ровно в девять. Она всегда была пунктуальна: снег, дождь, ураган, пробки… Она никогда не опаздывала ни к клиентам, ни на работу. Хотя иногда бежала… Как она бежала, загруженная ведрами, тряпками, швабрами и химией! Невольно улыбаюсь, вспоминая. Потом я ее перевела на офисную работу… Да и ноги у нее болеть начали. Работа-то не простая. Но на объекты она с новичками продолжала выезжать.
— Здравствуйте, Резеда, — открываю дверь, пропуская ее в квартиру. Невольно провожу по ней взглядом, изучая. Насколько она изменилась? Выглядит ли уставшей? Мой цепкий взгляд подмечает серый цвет лица, скрученные два пальца на правой руке… Физически работает?
— Доброе утро, Инга Васильевна! Рада вас видеть, как вы? — широко улыбается.
— Да вот, как видите, — пожимаю плечами, — Вы раздевайтесь и проходите…
Резеда протягивает коробку с восточными сладостями. Она всегда знает где брать самые вкусные.
— Спасибо.
— Кушайте на здоровье! А можно посмотреть на Илью?
— Конечно.
Резеда проходит в детскую, смотрит на сидящего в кроватке ребенка и по-доброму ему цокает языком, стараясь привлечь внимание. Илюшу незнакомая тетя не пугает. Он в ответ радостно визжит и трясет кулачками. Весело!
Наконец мы перебираемся на кухню. Я наливаю Резеде чай, ставлю вазочку с печеньем, раскрываю коробку со сладостями. Сейчас будет конструктивный разговор, и мы обе это знаем. Но мне почему-то очень страшно. Как же я отвыкла от общения на подобные деловые темы. А сейчас… Сейчас вопрос жизни и смерти, и от этого по спине пробегает холодок.
— Как дела на фирме? — наконец спрашиваю, едва слышно, глядя в лицо Резеде. Она опускает глаза и кусает губы. В этом минус восточных женщин: не зная ситуации, не понимая, как я настроена и чего хочу, она будет бояться сказать лишнее, оказаться крайней. —
