– А ты хочешь обсудить свою уголовку? – замечает Миха, с остервенением пиля чуть жестковатое мясо.
Мой блуждающий взгляд застывает на бутылке Бейлиса, стоящей на зеркальной полке скромного бара. Во рту скапливается горечь.
– Что тут обсуждать? Ты же все знаешь, нет?
– Не-а. Вообще. Наверху решили на этот счет не распространяться. Типа, чтобы вы комфортнее себя чувствовали.
Какая неожиданная деликатность. Отмираю, поглаживаю пальцами складки на скатерти.
– Кто – мы?
– Тебя же не одну выпустили.
– Значит, и впрямь никто ничего не знает? Как неосмотрительно.
– Почему? – в глазах Михи мелькает любопытство. А потом он опять сползает взглядом к моей груди. И даже не пытается скрыть своего интереса, когда наши глаза встречаются. Самоуверенный, знающий себе цену гад – отмечаю для себя краем сознания. Три года назад я была такой же.
– Вдруг я какая-нибудь маньячка?
– Сексуальная? – игриво дергает бровью Стрельников, расплываясь в широкой белозубой улыбке. На которую я не могу ответить. Ощущение – будто кто-то просто убрал эту функцию из моих базовых настроек. Мышцы вроде помнят, что надо делать. И мозг отдает нужные команды. Но что-то нарушено в нейронных связях, сигнал просто не доходит. Улыбка Стрельникова увядает. – А если серьезно, таких ребят не выпускали. Что ты. Валеев бы не позволил.
– Валеев?
– Наш непосредственный шеф.
– Я думала, шеф – это ты.
– Это да, – опять скалится, – но я маленький шеф, а Таир Усманович – большой. Он курирует все наше направление. Чуть башку мне не открутил за тебя.
Странно. Я – мелкая сошка. Зачем впрягался? Может, бывшие зэки у них на особом счету? И за наши косяки он своей головой отвечает?
Собираю со стола крошки пальцем.
– Мих, а куда мы едем?
У Стрельникова компот идет носом. Он отфыркивается, вытирает лицо салфеткой. И опять ржет.
– Главное, вовремя спросить, да, Кать?
Что на это ответить? Просто пожимаю плечами.
– В контору?
– Да нет. В квартиру к тебе. Отдохнешь, то се… – скользит по мне пристальным взглядом. – Вещи-то твои где? Наверное, за ними надо заехать?
– У мамы. Я сама заберу. Мне же можно будет выезжать, или…
– Через рапорт, конечно. И в торговые центры наши гоняют, и в рестики, и в клубы. Но не злоупотреблять. А так на территории городка тоже есть где развлечься. Спортзал, бассейн. Несколько ресторанчиков. Даже салон красоты открылся.
– М-м-м…
С каждым словом мне все труднее поддерживать беседу и изображать интерес. К тому же на меня давит предстоящий разговор с матерью. Постучав по столу, кошусь на лежащий по правую руку от меня телефон.
– Я на минутку отойду. Кое-кому надо звякнуть.
– Ага.
Пробираюсь к выходу между столиков. Оборачиваюсь, почему-то мне до сих пор не верится, что я действительно могу встать и пойти, куда моя душа пожелает. Телом прокатывается волна колкой дрожи. Руки потеют. Я так долго ждала момента, когда вновь смогу сама распоряжаться свой жизнью, а теперь даже не знаю, с чего начать.
Покидаю веранду и открываю телефонную книжку. Листаю ее, чувствуя, как к горлу подкатывает удушающий ком. Боясь опять сорваться, решительно пролистываю до нужного мне номера и жму на кнопку дозвона. Может быть, она ждет. Может, Реутов предупредил, что я выйду, раз гудки в динамике так быстро сменяются давящей на уши тишиной.
– Сейчас ты должна сказать «я же говорила», – сиплю в трубку.
– Зачем? Ты и сама все знаешь.
Строгий голос матери заставляет мучительно сжаться сердце. Я не разговаривала с ней три года. Перед судом мы в хлам разругалась, поставив точку в и без того очень натянутых отношениях. До настоящего момента я была свято уверена, что меня это более чем устраивает. А теперь вот слышу ее, и нутро скручивает тоской.
– Да, – хриплю я. – Слушай, я вообще-то по поводу вещей звоню. Нормально будет, если я заеду за ними завтра?
– А сегодня куда?
– Мне квартиру дают от конторы. Туда.
– Ясно. – В трубке опять повисает неловкое молчание, в котором так явно звенит невысказанное. Мама знала правду. Мама говорила – я дура. А я не слушала. Потому что маму я ненавидела, а Реутова любила. И да, мама была права, что уж теперь отрицать?
– С деньгами как? Дадут на первое время или…
От матери я не возьму ни копейки, даже если буду голодать. Это дело принципа. Поэтому, оборвав ее на полуслове, резко бросаю в трубку:
– Об этом не беспокойся. До завтра.
Сбрасываю вызов. Немного истерично дышу. Мама… Прикрываю глаза, и перед глазами встает ее высокая фигура. Угловатые плечи, худоба. Седые волосы, собранные в ракушку. Обязательно строгий костюм. И всегда, всегда недовольно поджатые губы.
Мама возглавляет кафедру английской литературы в одном из престижнейших вузов страны. На ее счету тысячи студентов, сотни научных работ и выдающихся, нахваливаемых критиками переводов. Но ее главным проектом и разочарованием стала все-таки я. Мне жизни не было из-за ее амбиций.
Устало растираю лицо. Краем глаза замечаю двинувшегося к туалетам Миху. Радуюсь, что он отошел. Мне нужно немного времени, чтобы прийти в себя после разговора с матерью. Сижу, попиваю компот.
– Ну, что, Кать? Десерт? Или поедем?
Отвожу взгляд от пестрой скатерки. Предзакатное мягкое солнце проникает сквозь плотную вязь виноградных листьев, осыпая плечистую фигуру Михи звездной пыльцой. Все нереально в сегодняшнем дне. Даже эта картина.
– Нет, пусть нас уже рассчитают, – моргаю я.
– Домой хочешь? – понятливо кивает Стрельников.
– Хочу просто лечь. Там будет куда? – вдруг спохватываюсь, хотя, говоря откровенно, мне и голого пола будет достаточно. Я в таком состоянии, что вряд ли вообще замечу какие-то неудобства. Просто хочется остаться одной. Закрыть глаза и позволить себе забыться.
– Конечно. Даже постельное в наличии.
Миха жестом подзывает официанта, чтобы попросить счет. Я тянусь к рюкзаку, доставая деньги, но Стрельников пресекает мой порыв, пригвоздив к стулу тяжелым взглядом.
– Угомонись.
Прежняя я в этом месте отвесила бы пару шуточек про Мишу-неандертальца. Ну, или же возмутилась бы его сексистскими замашками с горячностью реинкарнировавшейся Клары Цеткин. А в теперешнем своем исполнении я только равнодушно веду плечом. Похер, все вообще похер. Даже злость всю подчистую высосало. Держаться не за что.
Дорогу домой Стрельников решает использовать с толком – рассказывает о продукте, который они создают. Если кратко, то это программа, использующая искусственный интеллект для защиты критически важных систем от хакерских атак извне.
– Вскрывала когда-нибудь наши сервисы? – бросает на меня хитрый взгляд. Алло. Я, может, и на дне, парень, но…
– Мих, у меня семь лет «не отгулянных». Ты мне к этому еще двадцатку за шпионаж добавить хочешь? – хмыкаю.
Наверное, глупо, да, что об этом я вспоминаю только сейчас? Тогда, когда я как орешки щелкала «их сервисы», я почему-то меньше всего задумывалась о последствиях. Просто драйвово было. Где я, а где нары, правда? Мне так тогда казалось. Глупая была. Жизнь казалось игрой по заданным мною же правилам.
Я ведь и Реутова так добилась.
Просто, сука, написала ему по внутренней, естественно, закрытой мидовской почте.
«Привет. Как-то мы хреново вчера расстались. Может, где-нибудь поужинаем? Кэт». И свой мобильный номер добавила.
Реутов перезвонил через две секунды.
– Ты, блядь, какого… Ты спятила вообще?! Да ты хоть знаешь, девочка, что тебе за это, твою мать, будет?!
Я засмеялась. Так приятно было получить от него нормальную человеческую реакцию. А то ведь сидел весь такой интеллигентный, задрав породистый нос к самым стробоскопам.
– Ну, ты же меня не сдашь, а?
Он не сдал. Я тогда думала, потому что ему понравилась. А теперь даже в этом сомневаюсь. Не удивлюсь, если Реутов просто боялся пострадать сам, если бы начался кипиш. Встретились, посидели. Его глаза загорелись. А уж когда мы поехали к нему, и он сообразил, что я ему девочкой досталась, все у нас и завертелось.
