- Bellezza senza bontà è come casa senza uscio, nave senza vento, fonte senz’acqua. (Красота без доброты подобна дому без двери, кораблю без ветра, источнику без воды.) – Брюнет удивляет меня знанием итальянского фольклора. Значит, образован. Ещё и интеллигент. Нет, я обазана разгадать его.
- Dare a Cesare quel che è di Cesare, dare a Dio quel che è di Dio. (Цезарю цезарево, Богу божье.) – Не уступаю. Облокачиваюсь о перила. Глаза мужчины скользят по голым коленкам, замирают на ступнях в босоножках на каблучке, изучают пальцы на ногах. Брюнет ничего не упускает, он очень внимателен, напоминает мне аппарат МРТ, всё вбирает и записывает на свой жёсткий диск.
- Самонадеянность малолетней дурочки. – Усмехается мужчина, парадируя меня. – Или неуверенной в себе девочки, с которой мутят мальчики только из-за должности папочки.
Пробелы в моей памяти постепенно заполняются всплывающими воспоминаниями.
Кривлюсь испытывая дикий приступ стыда. Неужели это всё произошло со мной?
- Сильно испугалась? – мама гладила меня по голове, стараясь успокоить. Она в этом вопросе реагировала мягче отца, больше боялась за моё психологическое состояние, чем за сам факт. Конечно, скрыть то, что случилось в баре было невозможно. Ситуация вышла из-под контроля. Мне пришлось выбраться в подранном виде со двора в бар, найти помощь и вызвать скорую Равилю. – Ника, хорошо, что в этот раз всё обошлось. Когда ты уже перестанешь искать приключения?
Мама всегда говорила, что имя Николетта означает – ищущая на жопу приключений.
Папа был с ней согласен. Они всегда были единого мнения, аж противно от их идиллии. Наверное, таких пар как они больше нет, помешанные друг на друге люди. Птички неразлучники.
- Нет. – Лгу ей. На самом деле я не могла спать без снотворного, мне мерещился брюнет в расстёгнутой чёрной рубашке. Он зажимал меня, тискал, заставлял стонать и унизительно просить взять его. – Я в полном порядке.
О нет, в порядке я точно не была.
Закрываю глаза. Больше всего на свете я хотела снова встретить иностранца и вонзить ему между ног нож. Чтобы он больше никогда и ни с кем не смог трахаться. Хотелось бы, чтобы его до конца его жизни преследовала боль, напоминающая о моём существовании.
Мерзкий ублюдок, я как будто помешалась на нём, думала постоянно о нашей встрече, прокручивала в голове каждую деталь, каждое слово и прикосновение.
Пронзительные голубые глаза цвета моря преследовали меня повсюду.
Сердце заходится в груди, начинает жечь в грудной клетке. Не могу успокоиться.
Откидываюсь на подушках, пытаясь прийти в норму, стараясь дышать как учили на йоге.
Слышно, как за дверью ругается отец, разговаривая по телефону. Сказать, что он зол, ничего не сказать. По странному стечению обстоятельств в баре не работали все камеры. Отец не мог узнать лицо нападавшего. Это смутило и меня. Кто-то намеренно стёр видеозапись с камер, такое не каждому было под силу. Мужчина был не из простых, когда он стрелял в Равиля даже не дрогнул, не испугался. Значит, делал это не в первый раз. Стрелял и до этого. Он убийца?
Я слышала, как отец говорил с кем-то по телефону, папа сказал собеседнику, что если бы брюнет хотел, то убил бы Равиля, а он стрелял исключительно ради обороны, тщательно выбирая точку поражения. Пуля не задела ничего важного, только ранила. Брюнет был отменным стрелком. Ещё одна загадка.
- Николетта! – В комнату заходит рассерженный отец. Папа редко на меня злился, обычно мама брала на себя все неприятные беседы, но в этот раз мой поступок доконал и его. Он был вне себя, истончал тяжёлую злость всем своим видом. Папа прошёл ко мне, он, как всегда был весь в чёрном. – Эта была последняя капля моего терпения. Мама была права, я разбаловал тебя.
Папа садится на кровать, накрывает рукой мою лодыжку, сдавливает её, оставляя синяки. Это пустяки, лучше пусть сделает больно физически, но не говорит, что я его разочаровала. Этого я не выдержу. Его взгляд цепляется за синяк на скуле и отпечаток зубов, что оставил брюнет. Чёрнющие глаза начинают метать молнии. Могу поклясться, что, если бы Брюнет попался ему на глаза, он открутил бы ему голову голыми руками.
Проходимец умудрился оставить несколько засосов на шее. Он будто специально помечал меня. Ему нравилось делать из моего тела карту прикосновений.
- Ничего подобного не произошло бы, если бы ты не убегала от Равиля и не пыталась целенаправленно впутаться во что-то нехорошее. – Обычно таким тоном он разговаривал с Ибрагимом, но сегодня недовольство обрушилось на меня. – Больше ты не выйдешь из дома одна, если решишь сбежать или показать свой характер, я повешу на тебя маячок с записью звука. Найму специального человека, который будет следить за каждым твоим шагом круглосуточно.
Он не шутит, мама говорила всегда, что у отца плохое чувство юмора. Я с ней была согласна. И с наказанием сейчас я была абсолютна согласна. Я перешла черту.
Строить из себя невинную овечку я не собиралась, сделано то, что сделано.
- Ничего плохого же не случилось. Всё было под контролем. – Сама себе не верю. Невинная игра в соблазнение чуть не стоила мне невинности. – Такого больше не повторится, обещаю.
- Да неужели? – Папа вскидывает густые брови. – Ты вся в засосах, твоё платье было разодрано, а про отсутствие белья на тебе я вообще молчу! Ты считаешь, что ничего плохого не случилось? Тебе это мало? Хотелось бы, чтобы он засунул в тебя член, лишил невинности и подарил сувенир - ребёнка?
Обычно мы на такие темы не разговаривали, за эту сторону воспитания отвечала мама. Мне становится неудобно, краснею и теряюсь. Если бы он узнал, что вместо члена во мне побывали пальцы, он бы точно придушил меня и похоронил в саду за особняком, чтобы не растягивать позор. Даже на плиту не стал бы тратиться.
- Мне уже двадцать два… и… - Когда отца всего передёргивает, я замолкаю. Не решаюсь продолжить мысль о том, что я сама способна нести ответственность за свои поступки. Отец сейчас не в настроении слушать мои оправдания.
Больше всего на свете я боялась разочаровать своих родителей, что взяли меня под своё крыло, любили и оберегали всю мою жизнь. Папа никогда не наказывал меня, не кричал и не смотрел так зло, с таким осуждением. Чувство вины перед ним сдирало с меня кожу заживо.
Глаза увлажнились сами собой.
Обещаю, Брюнетик, я найду тебя и заставлю расплатиться за подаренное унижение.
- Николетта, свет очей моих, я не против, чтобы у тебя был парень – достойный молодой человек. Мне неважно сколько у него будет денег, главное, чтобы человек хороший. Но я категорически против, чтобы мою дочь лапали в туалете клуба. Если с тебя так легко снять трусы, я повешу цепь поверх них, а ключ оставлю себе. – Сглатываю ком. По телу пробегает судорожное волнение. За свои двадцать два года я творила многое, но никогда не подпускала никого к себе, не позволяла опорочить честь. Одна моя ошибка подкосила веру отца в меня. И это самое отвратительное.
- Прости. – выдавливаю из себя, чувствуя себя дурочкой. Конечно, папа прав. Такое поведение не достойно дочери Зейда Хегазу, я не могу себя вести так легкомысленно.
Сжимаю кулаки непроизвольно, мне очень хочется отомстить за пережитое унижение. Смыть кровью позор.
Папа сжимает ногу чуть сильнее.
- Тебе не стоит просить у меня прощения, молодость дана для ошибок, но есть такие ошибки, Ника, которые нельзя будет исправить или отмотать назад. Будь благоразумнее не ради меня, а ради себя. Я никогда не ограничивал твою свободу, но может быть в этом и была моя ошибка. – Слова отца полоснули по сознанию, он говорил так, словно разочаровался во мне. Или я не слышала его слов?
Отец поднялся, поцеловал меня в макушку. Он немного смягчился.
- Съездите на море с мамой, отдохните. Тебе нужно выбросить эту историю из головы. – Последнее уже адресовано маме. – Плюс, пока Вас не будет, я улажу тут всё.
