— Но я даже не знаю тебя, — говорит она, переключая внимание на мою большую руку, накрывающую ее, и внимательно изучает татуировки на моей коже.
— Если бы твой отец воспитывал тебя в надлежащих традициях, ты бы знала, что этот факт не имеет особого значения. Теперь ты принадлежишь мне и будешь делать все, что я скажу, без вопросов.
Я крепче сжимаю ее запястье, пока она не смиряется и не разжимает руку. Я перехватываю ее взгляд и надеваю кольцо на ее палец. Несмотря на мою провокацию, бриллиант очень идет ее изящной руке.
— Браки по договоренности между семьями — это обычай.
Она отдергивает руку.
— Принудительный брак, — говорит она. — И не говори мне о традициях. — Она срывает с головы диадему и бросает ее на пол. Звон разносится по гостиной. — Разве традиции не требуют, чтобы ты встал на колено?
От жесткого движения моих плеч она отшатывается. Я продвигаюсь вперед и нависаю над ней, чувствуя запах лаванды в ее волосах. Моя челюсть сжимается, и я поднимаю руку. Она моргает, когда я провожу пальцами по мягким локонам и приглаживаю ее волосы. Свежее воспоминание о том, каково это, отдает в мой кулак, как удар по ребрам.
Я наклоняюсь ближе к ней.
— В тебе есть огонь, — шепчу я ей на ухо. — Но я никому не подчиняюсь.
Отстранившись, я оглядываю ее испорченное платье.
— Ты можешь переодеться. — Я киваю Мэнниксу. — Отведите ее к Норе. Она ее устроит.
Девушка ускользает от Мэнникса, прежде чем он успевает ее задержать.
— Я не собираюсь никуда идти, кроме дома.
Сальваторе наконец поднимается на ноги. Его позвоночник должен работать, в конце концов. Тревожное выражение омрачает его покрытое синяками лицо.
— Пойдем, Виолетта. Мы уходим. — До этого момента мое терпение очень сильно сдавало. Я сдерживался, чтобы не провести клинком по горлу Сальваторе, когда мои люди силой привели его ко мне. Но теперь, когда сделка заключена, мое терпение иссякло. Я хочу, чтобы он исчез с моих глаз.
— Нет, — говорю я, мой голос звучит мрачно, ставя в тупик всех присутствующих в комнате. — Девушка останется здесь. Я не хочу рисковать своими инвестициями, если ты вдруг станешь самоубийцей и попытаешься спрятать ее.
Она бежит к отцу и обхватывает его руками.
— Пожалуйста… не поступай так со мной. Я не понимаю, что происходит.
Сальваторе утешает дочь, шепча лживые обещания и прикрывая ее маленькое тело своими избитыми руками, в то время как его глаза-бусинки устремлены на меня. Реальность его опасного положения видна в заломах его лица.
Чтобы сохранить свои секреты, он сам наденет кандалы на дочь, если я попрошу его об этом.
В качестве напоминания о клятве в контракте, я откидываю в сторону пиджак, чтобы показать нож, который держу наготове. Если Сальваторе попытается как-то перечить мне или нарушить контракт, я выполню свою угрозу использовать ее голову в качестве трофея.
Он отстраняется от дочери.
— Обещаю, я вернусь за тобой. Я все исправлю, милая моя. — Пустые обещания отъявленного гангстера.
Сальваторе перехватывает мой взгляд.
— Что бы ты ни сделал со мной, Карлос никогда не согласится на контракт, — говорит он от имени своего брата. — Он никогда не согласится на союз с Кроссами. Слишком много пролито дурной крови. — Он тяжело сглатывает.
— Если он не согласится, тогда твоя задача — убедить его.
— И как, по-твоему, я это сделаю? — Мой взгляд устремляется на девушку, ее руки обвивают шею отца, глаза горят яростью и устремлены на меня. Огненный ток лижет мою кожу, и темная улыбка растягивает мой рот.
Я смотрю на Сальваторе.
— Заставь его поверить, что мы любим друг друга. — Он насмехается.
— Нелепо.
— Это сработало для Ромео и Джульетты. Так заставь его поверить, что мы с твоей дочерью просто не можем жить друг без друга. — Я снова смотрю на девушку. — Давай просто постараемся не заканчивать на такой трагической ноте.
Она отворачивает лицо, прижимаясь к отцу.
Теперь, когда с этой частью работы покончено, другие неотложные дела требуют моего внимания.
— Ты сможешь увидеть ее снова на свадьбе через два месяца. Заберешь ее из моего дома. Подожди… — Я поворачиваюсь, чуть не забыв о самом важном пункте контракта. — И последнее.
Пострадавший Сальваторе с тревогой смотрит на меня, пока я приказываю своим людям сомкнуть вокруг него ряды. Мэнникс оттаскивает девочку от отца, Кристофф хватает Сальваторе за руки и валит его на пол, вытянув руки над головой. Девочка кричит на них, и, когда подхожу, я приказываю Мэнниксу заткнуть ей рот.
Мэнникс подхватывает ее миниатюрную фигурку, словно она ничего не весит, и заключает ее крошечное тело в свои руки. Острая боль пронзает мою грудную клетку — какое-то необъяснимое чувство при виде ее такой уязвимой и беззащитной.
Не обращая внимания на раздражение, я подбираю брошеный ремень. Проведя гладкой кожей по ладони, я подхожу к Сальваторе.
— В своем волнении я чуть не упустил из виду самую важную часть контракта.
Опустившись на одно колено, я обматываю ремень вокруг его запястья, чтобы зафиксировать руку, и выхватываю карамбит. Его глаза расширились от страха, а мольба стала прерывистой и жалкой.
— Твоя семья позорище, — умудряется он оскорбиться.
Я хочу его поправить, но это тоже не совсем точное утверждение. Моя семья никогда не была покрыта позором. Карпелла думали, что, уничтожив Синдикат Кросса, они получат щедрую награду. Но мой отец был умнее обычного криминального босса. Он знал, как скрыть богатство. Что бы ни думал дон Карпелла о брачном союзе, правда всегда написала мелким шрифтом. Карпелла не затаил достаточно сильной обиды, чтобы перевесить свою жадность. Карлос Карпелла согласится на союз, если посчитает, что это еще больше пополнит его карманы.
Деньги — более сильный мотиватор, чем любовь.
Сальваторе смотрит на свою руку, и от страха он начинает бледнеть.
— А когда дон увидит мои синяки… Как я объясню такое? — Я провожу языком по зубам.
— Скажи ему, что ты играл в азартные игры. И проиграл.
Приставив острие клинка к его указательному пальцу, я добавляю.
— Единственный обязательный договор — это тот, что начертан кровью, — и с силой надавливаю, отсекая палец от руки.
Его мучительный крик разбивается о стены комнаты — жалкая демонстрация пресловутого человека. Его дочь на удивление молчалива, возможно, в шоке. Я позаботился о том, чтобы отнять у него палец. Для других это знак свершившейся мести, а для меня — знак того, что не он нажимал на курок.
Я кладу его руку на контракт и смотрю, как его кровь пропитывает страницу. Затем я помещаю левую руку в поле его зрения и читаю вслух татуированный шрифт, обводя костяшки пальцев.
— Fill-en an fyal er on vee-yowl-er-eh. Плохой поступок возвращается к тому, кто его совершил.
Поднявшись на ноги, я вытираю лезвие о рубашку Сальваторе.
— Карма — это сука, перед которой мы все должны склониться, когда придет наш час, Карпелла. — Я возвращаю ремень на место и застегиваю пряжку. — Кто-нибудь, уберите его гребаный палец с моего пола.
С этими напутственными словами я возвращаюсь к двум Карпелла в своей гостиной.
Глава 3
Красота и шрамы
Виолетта
Когда нам было по пять лет, у нас с братом-близнецом был общий концерт. Для нас это было обычным делом: мы почти все делали вместе. Я танцевала на сцене, а он играл на пианино.
Я помню костюмчик Фабиана. Галстук был таким крошечным, но брат был им очень горд. Ему казалось, что он похож на папу. На мне был купальник цвета слоновой кости и розовая пачка.
Мне казалось, что я ни на кого не похожа.
Выступление прошло успешно, по большей части. Пока наш отец не решил сорвать концерт и не покинул зал. Это тоже было нормально, и большинство не жаловались. После этого, когда мама собрала нас у машины и мы были готовы праздновать с мороженым, папа вернулся и поднял меня на руки, расхваливая свою маленькую балерину.