Продавщицы уже чуть ли не силой выталкивали ее из бутика. На них оборачивались люди, и Маруся решила сдаться.
«Я еще вернусь, – подумала она на прощание, – есть ведь круговая подтяжка лица. Немного накопить – и можно опять в клинику. Вернусь сюда, как Джулия Робертс в фильме „Красотка“, и опозорю этих продавщиц…»
И почему-то заплакала.
Через несколько лет Галочка с подросшими близняшками приехала в Москву, навестить родных. Естественно, она не могла не вспомнить о Марусе, так неожиданно исчезнувшей с ее горизонтов. Вроде бы перезванивались, обменивались е-мейлами и фотографиями. Галочка знала, что Маруся исполнила-таки свою мечту и получила новое лицо. Галя даже фотографии видела – с них строго смотрела на нее красивая незнакомка, в усталых чертах которой смутно угадывалась родная Маруся. А потом, в какой-то момент Блондинка неожиданно исчезла. Перестала писать, сменила номер мобильника, переехала в другой район.
Энергичной Галине ничего не стоило, подключив свои связи и изобретательность, узнать новый адрес бывшей лучшей подруги. «Наверное, ее закрутил водоворот светской жизни, как в свое время меня, – подумала она, поднимаясь в лифте панельной многоэтажки, где, если верить ее информаторам, проживала теперь Маруся. – Не буду на нее обижаться. Она так долго мечтала о новом чертовом лице, что, наверное, заслуживает тайм-аут».
Дверь ей открыла не Маруся. Заспанный брюнет в семейных трусах. Носитель тугого пивного животика, трехдневной щетины и опухшего пропитого лица. Галочка, увидев такое чудо, испуганно попятилась. Зря, наверное, она не сообщила мужу, куда собирается пойти. Все-таки в России всякое может случиться.
– Я, наверное, не туда попала, – примирительно улыбнулась Галочка, пятясь к лифту, – мне Маруся нужна.
Брюнет, ничуть ее не стесняясь, задрал майку и шумно почесал волосатый живот. Галина почувствовала, как к горлу подступает тошнота. За несколько лет жизни в стерильной Америке она успела отвыкнуть от антисанитарных привычек российских мужчин.
– Марусю? – хрипло прокаркал он. – Машку, что ль? Так она дома, сейчас позову… Машка! – гаркнул он куда-то в глубину квартиры.
Галочка недоверчиво наблюдала за тем, как, отстранив брюнета, на пороге возникла ее бывшая подруга – несмотря на пластические операции, не оставалось сомнения, что это была именно она. Странно, она больше не была Блондинкой – цвет ее волос приобрел какую-то сероватую тусклость. Черты лица были правильными, губы – порнографически огромными, нос – точеным, глаза – кошачьими, и все равно совокупность этих, тщательно выверенных черт оставляла убогое впечатление. Уставшая от рутины и бедности обитательница мрачной московской окраины. Впечатление усугублял байковый домашний халат, который был на пару размеров велик Марусе. Порванный подол был щедро заляпан тестом. Ступни синюшных ног бывшей Блондинки прятались в разношенных войлочных тапочках.
А вот Маруся не сразу признала Галочку в пахнущей Kenzo белозубой брюнетке, улыбающейся ей так дружелюбно.
– Вы к кому? – насупилась она.
Брюнет настороженно смотрел на гостью из-за ее спины.
– Маруся?
– Галка?!
Они обнялись, поцеловались. От Маруси пахло кислой капустой, от Галочки – тональным кремом Dior.
– Гош, иди спать, это моя подруга, – бросила она брюнету через плечо.
Тот, хмыкнув и шумно зевнув, скрылся за обшарпанной дверью одной из комнат. А Галочка с Марусей отправились на кухню – пить чай.
Отвыкшая от русских застолий, Галина удивилась, когда подруга поставила перед ней тарелку с горячими домашними блинчиками и банку клубничного варенья.
– О, ты готовишь? – приподняла тонко выщипанные бровки она. – Сколько холестерина…
– Да ладно, тебе не надо думать о диете, – Маруся уселась напротив и ловко свернула в трубочку блин. – Как ты меня нашла?!
– Неважно. Я совсем не думала, что ты… – Галочка осеклась, – вот так. Это твой бойфренд?
– Муж, – улыбнулась бывшая Блондинка, – Гошка. Не обращай внимания, он с похмелья. Так он очень даже симпатичный.
– Верю, – деликатно сказала Галочка. – Вы давно вместе?
– Четыре года. У нас сын, он у бабушки сейчас.
– Но как же? Марусь, ты же… Почему?…
– Почему я не тусуюсь? – насмешливо переспросила Маруся. – Галочка, мне почти тридцать пять. Я всю жизнь работала как ломовая лошадь. Поэтому когда познакомилась с Гошей, когда он начал за мной ухаживать… Нет, я сначала не думала, что все так получится, но потом залетела… Ты не думай, я не жалею, – закончила она, макая блин прямо в банку.
Галочка обескуражено за ней наблюдала.
– Живем хорошо, – как на автомате твердила Маруся, – в прошлом году дачу купили. Собираемся в Турцию летом, с ребенком. Гоша прилично зарабатывает, он таксист.
– А ты? Ты по-прежнему в журналистике?
– Нет, что ты, – с деланной веселостью махнула рукой бывшая Блондинка, – когда ребенок появился, пришлось бросить. Да и надоело мне. Устала.
– Но ты же… Помнишь, как ты мечтала, столько денег потратила, – у Галочки никак не получалось сформулировать мысль, чтобы это звучало не обидно.
– Я пробовала, – после паузы с улыбкой ответила Маруся, глядя не на подругу, а в окно, – может, если бы ты была рядом, все получилось бы иначе. Я пришла в магазин, но меня выгнали, представляешь? Пришла в салон красоты и сама оттуда сбежала в ужасе. Выяснилось, что я не знаю ни одного слова из прейскуранта. Какой-то лимфодренаж, хреномассаж… Пришла в First, а меня не пропустили охранники. Попробовала знакомиться по Интернету, но мужчины, которые мне нравились, исчезали, как только узнавали, что мне тридцать. А потом появился Гоша, и я подумала… подумала, что раз уж юность прошла, надо хотя бы не запороть молодость. Детородный возраст и все такое.
– Ничего себе, – у Галочки вытянулось лицо, – а хочешь, пойдем сегодня в First? Можешь мое платье надеть. Хочешь я останусь в Москве подольше? Я на три недели приехала вообще, но, если напрягусь, смогу целый месячишко выкроить.
Она говорила что-то еще, что-то бессмысленное, о платьях Escada, о новом ресторане Новикова, куда им надо непременно выбраться в субботу. О своем калифорнийском любовнике – начинающем актере, о семнадцатилетнем любов ни кестриптизере, о муже, о статье, которую она могла бы заказать Марусе…
Маруся подняла на нее покрасневшие водянистые глаза и сдула упавшую на лицо сальноватую прядь.
– Галка, только ты не подумай, я ни о чем не жалею. Я знаю, что ты всегда считала меня неудачницей, но на самом деле я была счастлива. Пусть у меня не было ни мужиков, ни модных тряпок, пусть я носа дальше Крыма ни разу в жизни не высовывала. У меня было, ради чего жить. И сейчас есть, ради чего жить. Просто приоритеты изменились. Всю молодость промечтала о губах, носе, любовниках, нарядах, всеобщем обожании. А потом – бац! – и повзрослела.
