Ознакомительная версия.
— Так я знаю, черт бы тебя побрал!
— Что с тобой, Василь, что с тобой? — удивился старый Прокоп.
— А то, что она там плачет! Из-за кого еще она может плакать, как не из-за этой ведьмы? Что ты ей там наговорила?!
Зоня уперла руки в бока и воинственно подняла голову:
— Что хотела, то и наговорила. Понятно?!
— Тихо! — не выдержал Прокоп.
— Так чего он ко мне цепляется!.. Я ей ничего такого не сказала, а если даже сказала, так что?.. Она здесь из нашей милости, пусть не будет такой гордой.
— Не из твоей милости! — рявкнул, уже не владея собой, Василь.
— Так пусть идет на все четыре стороны! — заявила возбужденная Зоня.
— Она?.. — рассмеялся Василь, стараясь придать своему голосу злорадное выражение: — Она?.. Первой уйдешь ты. Еще неизвестно, не станет ли она большей хозяйкой, чем ты, вожжа!.. Не забывай, что отец уже старый, а потом я хозяин. Тебя я с удовольствием вышвырну на все четыре стороны. А захочешь мой хлеб есть, то будешь ей сапоги чистить!
Все замерли. Домашние и раньше уже замечали, что Марыся нравится Василю, а сейчас услышали это из его уст. Чувство его было, вероятно, глубоким, если у обычно спокойного парня эта ситуация вызвала такое возмущение, что он пригрозил выгнать из дому даже жену брата, которую любил.
Он стоял бледный, с перекошенным лицом и злобно смотрел на всех присутствующих.
— Тихо! — возмутился Прокоп, хотя в избе и так воцарилась тишина. — Тихо, я говорю! Ты, Василь, выкинь Марысю из головы. Не будь дураком. Не для тебя она, а ты не для нее. Сам поразмыслишь, и все поймешь. А ты, Зоня, иди к ней и попроси, чтобы пришла. И смотри, — погрозил он пальцем, — смотри, чтобы захотела прийти. И еще тебе скажу, Зоня, что нехорошо обижать бедную сироту! Бог тебя за это накажет.
— Я ее не обижаю, Бог свидетель, — ударила она себя в грудь.
— Так иди. Знай, что Антоний любит ее как родную. Как же так?.. Он в беду попал, а я хлеба и крыши пожалею для этой девушки? Побойся Бога, Зоня. Иди, иди…
— Почему не пойти, пойду.
Зоня побежала в пристройку. Обида уже прошла, а может быть, на Зоню подействовала мысль, что эта девчонка не будет ее соперницей, потому что, имея на выбор старого Антония и молодого и богатого Василя, она скорее всего выйдет за парня. Как бы то ни было, она начала извиняться перед Марысей, обнимать ее и целовать.
— Ну что ты, не плачь, я для тебя все сделаю, не стоит из-за меня слезы проливать. Хочешь этот зеленый платок в цветах? Хочешь, так я отдам его тебе… Ну не плачь не плачь…
Она гладила ее по волосам, по мокрому от слез лицу, гладила ее руки, пока, наконец, Марыся не успокоилась. Когда они вернулись в кухню, никто уже не вспоминал о конфликте.
Несмотря на доброту и заботу, какой семья мельника окружала Марысю, ее врожденная впечатлительность не давала ей покоя. Сознание того, что она стала обузой для этих людей и пользуется их добротой, не имея возможности отблагодарить, постоянно отзывалось в ней непрекращающейся болью. Неоднократно она пыталась помочь по хозяйству, но женщин в доме было много и ни одна не нуждалась в помощи.
Она тяжко страдала, все отчетливее понимая собственную беспомощность. О выезде без гроша в кармане не могло быть и речи. Оставалась лишь одна надежда, что пани Шкопкова примет ее к себе обратно.
Перед Рождеством Марыся, наконец, собралась в Радолишки. Она вышла довольно поздно, чтобы не показываться там днем.
Уже смеркалось, когда она остановилась возле дома пани Шкопковой. В комнатах еще не зажгли свет, и маленький Юзик не узнал Марысю.
— Мамы нет, — сказал он, — но вы подождите, она сейчас придет.
— Ты не узнаешь меня, Юзик? — протянула к нему руки Марыся.
— О… Марыся!
Он бросился ей на шею и начал тараторить, рассказывая самые важные новости. Она узнала, что в магазине сейчас работает тетя Зося, постоянно или нет, ребенок сказать не мог.
Вскоре пришла пани Шкопкова.
— О, Марыся, — поздоровалась пани Шкопкова с деланным добродушием. — Как поживаешь, дорогая девочка?
Марыся поцеловала ей руку.
— Спасибо, пани, сейчас уже все хорошо, но чуть было не умерла.
— Да, да… Надо зажечь лампу…
— Сейчас я зажгу, — бросилась Марыся за спичками, но пани Шкопкова сама взяла их.
— Да что ты? У себя дома я уж сама, — подчеркнуто сказала она. — Я знаю, что ты была в безнадежном состоянии. Что ж, это твоя вина, а я свой долг выполнила. Я предупреждала тебя, что из этого ничего хорошего не выйдет, но ты не слушала старой Шкопковой. Да… да!.. Пришла, наверное, за вещами?
— За вещами, — сказала Марыся и отвернулась, чтобы скрыть слезы.
— Можешь забрать их, не надорвешься. Я давно их уже сложила и собиралась отправить на мельницу, только оказии не было.
Воцарилась тишина.
— Как тебе там живется? — спросила пани Шкопкова, хлопоча возле комода.
— Так себе.
— Наверное, не жалеешь, что живешь теперь у них?
— Хотелось бы, чтоб все было, как раньше, — произнесла едва слышно Марыся.
— И я бы хотела, — подчеркнуто согласилась Шкопкова. — Что ж поделаешь, если ты выбрала себе другой путь… Твоя мать в гробу, наверное, перевернулась… Была я на кладбище в Задушки, свечку на могилке поставила и венок из бессмертников занесла, чтобы ее, бедную, порадовать. Что ж, говорю, пани Оксина, дорогая, не вини меня, потому что не один раз и не два предупреждала я твою дочку. Но молодежь не верит опыту стариков. Молись на том свете, чтобы опомнилось твое дитя… Помолилась я и зато, чтобы ты лучших, чем я, опекунов нашла… Вот так.
По щекам Марыси как горошины скатывались слезы.
— Клянусь вам, пани, что ничего плохого я не сделала, клянусь!
— Хотела бы верить, дитя мое. но что моя вера, если все видели, что ты связалась с ветрогоном Чинским, которого Господь милосердный по своей доброте еще до сих пор не покарал. Все знают, что он чуть не убил тебя, а потом бросил… И, если хочешь, дам тебе совет: уезжай отсюда как можно дальше туда, где никто тебя не знает, а в следующий раз избегай таких ненормальных щеголей. А чтобы было за что ехать и чтоб не вспоминала меня с тяжелым сердцем, как я тебя, в своей корзинке найдешь пару злотых… Для начала тебе хватит. Лучше всего поезжай в Варшаву. Там зайди к какому-нибудь ксендзу и обратись с просьбой. В большом городе с работой легче.
Вытерев нос, она добавила:
— Я подумала, что так будет лучше, хотя, наверное, все напрасно: не послушаешь ты моего совета.
Марыся схватила ее руку и поцеловала.
— Скорее всего, я так и сделаю. Спасибо, пани, спасибо вам… Никогда не забуду…
— Ну иди, дитя, с Богом. Пусть пресвятая дева благословит и сохранит тебя.
Ознакомительная версия.
