Ознакомительная версия.
– Не будут! – оборвал друга Вильский.
– Запросто! – рычал Левчик. – Люба – мать, пропишет дочь, у дочери – сын. Один. Пока один, завтра – пять. И ты с голой жопой, Женя. Снова – общага.
– Спасибо за урок, друг мой, – картинно раскланялся Евгений Николаевич. – Без тебя бы не догадался, откуда дети берутся. Правда, Лева?
Лев Викентьевич шумно выдохнул и решил больше не говорить ни слова.
– Ты не обижайся, – попросил Вильского Вовчик. – Левка же из лучших побуждений: о тебе беспокоится.
– Очень мне надо! – подал голос Лев Викентьевич. – За каждого идиота беспокоиться.
– Ладно, мужики, – примирительно произнес Евгений Николаевич. – Все нормально. Квартира на меня. Можешь посмотреть документы. – Вильский бросил Левчику картонную папку с матерчатыми завязками.
– И посмотрю, – проворчал Лев Викентьевич и начал развязывать узел. – И сам посмотрю, и юристам покажу.
– За деньги боишься? – со злостью процедил Вильский.
– И за них тоже, – надменно произнес директор мебельной фабрики и, сунув папку под мышку, покинул гостеприимный гараж Евгения Николаевича.
– Зря ты так, – осудил Вильского Вовчик и тут же напугался собственной смелости. – Тоже пойду, меня Зоя ждет.
– Давай, – не глядя на него, бросил Евгений Николаевич и пробормотал себе под нос: – Не получился, значит, «суприз».
И правда не получился. Точнее, получился, но не так, как представлял себе Вильский.
И первой не оправдала надежд Евгения Николаевича именно Люба. Известие о приобретении мужем квартиры она приняла холодно. И возможно, не потому, что была не рада возможности наконец-то зажить автономной от дочери жизнью, а потому, что наличие собственного жилья всегда находилось для нее в разделе «Очевидное-невероятное».
– Ты не рада?! – изумился Вильский, вглядываясь в лицо жены.
– Рада, – скупо призналась Люба, не отрывая глаз от мужа. – А как же… – хотела она сказать «Юлька с Илюшей», но не решилась продолжить фразу и сама оборвала себя на полуслове.
– Как же – что? – Похоже, Евгений Николаевич догадался, что она имеет в виду.
– Ничего, – завертела головой Люба, до конца не давая себе отчета в том, что своей реакцией обидела Вильского.
– Нет уж, договаривай, Любка. – Голос Евгения Николаевича стал глухим и раздраженным.
– Ты не подумай ничего такого, Женя, – заюлила жена. – Просто Юле надо жизнь устраивать, а мы бы с тобой и здесь, – она обвела взглядом наполовину наполненную коробками со стройматериалами комнату, – могли бы…
– Нет. – Вильский даже не стал дослушивать аргументы Любы. – Эта квартира для нас с тобой. Я хочу жить по-человечески.
– Я тоже хочу, – торопилась заверить мужа Любовь Ивановна. – Тоже. Просто…
– Никаких просто, – отсек все возможные предложения жены Евгений Николаевич. – Все по справедливости. С таким же успехом я мог бы эту квартиру Вере отдать: ей тоже жизнь нужно устраивать. Разве не так?
– Так, – с готовностью согласилась Люба, – но у твоих девочек есть угол. Ты им четырехкомнатный кооператив оставил.
– Ну и что? – Слова про «четырехкомнатный кооператив» неприятно резанули слух Вильского. – Это мои дети.
– Конечно, – косо улыбнулась Любовь Ивановна и с пафосом повторила: – Это же твои дети!
– Любка, – Евгений Николаевич впервые видел собственную жену такой раздраженной, – а ты хотела бы по-другому?
– Хотела бы. – Люба отвела взгляд. – Ты, Женя, словно считать не умеешь. Твои-то дети точно без угла не останутся: с каждой бабки – по квартире. А у меня здесь никого нет. И передать дочери нечего.
Вильский опешил.
– Вот смотришь на меня, обижаешься, – продолжала Люба, явно выйдя за пределы привычного набора слов, – а сам забываешь, что не только ты отец. Но и я, – она в волнении постучала себе по груди, – мать. У меня за моего ребенка тоже сердце болит…
– Может, тебе «Скорую» вызвать? – недобро пошутил Евгений Николаевич, испытывающий острое желание поставить, как он считал, зарвавшуюся жену на место.
– Не надо мне никакой «Скорой». – Люба не поняла издевательской шутки Вильского.
– Ну, не надо так не надо, – очень спокойно проговорил Евгений Николаевич и начал собираться, методично укладывая в приготовленный несколько дней тому назад чемодан вещи.
– Ты куда? – напугалась Люба и заходила вокруг него нашкодившей кошкой.
– Домой, – незатейливо ответил Вильский и глухо добавил: – Эту квартиру я покупал для нас с тобой, и жить в ней будем только мы. Мне пятый десяток, Любка, я еще пожить хочу. Как человек. Чтоб туалет и ванная. И чтоб в кухне пирогами пахло. И еще: сюда я больше не вернусь, только приеду, загружу материал – и все. Хватит! А ты поступай, как считаешь нужным. Хочешь – со мной в новый дом, хочешь – с ними. – Евгений Николаевич кивнул на Юлькину половину комнаты. – Как хочешь…
– А если я не смогу выбрать? – прошептала Люба, напуганная решимостью Вильского.
– Сможешь, – усмехнулся муж. – Я же выбрал.
– Ты мужчина, тебе проще, – никак не хотела признать правоты супруга Любовь Ивановна.
– Нет, Любка, не проще. Просто я так устроен: жизнь по любви строю, а не по выгоде.
– Я тоже по любви, – эхом отозвалась Люба.
– Не знаю. – Вильский сглотнул комок в горле. – Видимо, любовь у нас с тобой разная.
В тот вечер Любовь Ивановна Краско не проронила ни слезинки. Так и сидела с сухими воспаленными глазами и, не отрываясь, смотрела на груду строительного барахла, оставленного мужем. В ее душе не было раскаяния, что не оценила подарок Вильского, не оправдала его надежд, не запрыгала, как девочка, на одной ножке, не умея по-другому справляться с радостью. Еще несколько лет назад не смевшая мечтать о том, что ее жизнь может измениться в лучшую сторону, она, как оказалось, не была готова к самому главному. В глубине души Люба не принимала изменений, которые вели к материализации невнятной мечты – жить счастливо. Эта женщина цеплялась за страдания с такой силой, с какой утопающий цепляется за все, что попадется ему под руку. И в девяноста девяти случаях из ста идет на дно, потому что все живое бежит-плывет прочь, спасая собственную жизнь.
– Ты чего в темноте? – выдернула мать из сумрака раздумий ворвавшаяся в комнату Юлька.
– Сижу, – буркнула Люба, быстро определив, что дочь изрядно навеселе.
– А этот где? – Юлька поискала глазами отчима.
– Ушел, – буднично сообщила Любовь Ивановна и задержалась взглядом на дочернем лице – Юлька никак не отреагировала на ключевые слова. «Ей все равно», – догадалась Люба и поежилась. – А где Илюша?
Ознакомительная версия.
