Праздник заканчивается. Мы выходим из клуба. Я — уставшая, трезвая и беднее на пятьсот долларов. Дарси оборачивается и говорит, что хочет переночевать у меня — только она и я, как в старые добрые времена. Ее так увлекает эта идея, что я просто не могу отказать и улыбаюсь. Она шепчет, что хочет удивить Клэр: конечно, мы и не подумаем брать ее с собой. Вспоминаю школу: Дарси всегда самолично решала, кого звать, а кого нет. Мы с Аннелизой редко имели право голоса и только диву давались, чем руководствуется наша подруга, делая выбор.
Ловим такси, Дарси благодарит Клэр, говорит ей, что вечер был потрясающий, а потом во всеуслышание обращается ко мне, подталкивая локтем:
— Почему бы нам не поехать вместе? Хочу тебя подвезти.
Соглашаюсь, и мы едем ко мне.
Дежурит Хосе. Он рад видеть Дарси, потому что она всегда с ним заигрывает.
— Где ты пропадала, красотка? — спрашивает он. — Совсем меня забыла.
— Готовилась к свадьбе, — лукаво отвечает она. Указывает на скомканную связку ленточек, которую держит, как драгоценный подарок.
— Ого. Ничего себе. Так ты собираешься замуж, а?
— Ну да, — отвечает она, склонив голову набок. — А почему бы и нет?
Хосе скалит зубы.
— Нет, только не это! Не делай этого, детка. Отшей своего парня! — Даже мой консьерж против.
Очевидно, он ни о чем не догадался.
Дарси берет его за руку и кружится, толкнув его в бедро.
— Поехали, Дарси, — зову я из лифта и придерживаю пальцем кнопку закрывания дверей. — Я устала.
Она кружится еще разок и заходит в лифт. По пути наверх машет и посылает воздушные поцелуи камере наблюдения — на тот случай, если Хосе смотрит.
Когда мы добираемся до моей квартиры, я немедленно отключаю автоответчик и мобильник — на тот случай, если позвонит Декс. Потом переодеваюсь в шорты и футболку и ищу что-нибудь для Дарси.
— А можно мне твою майку с эмблемой нашей школы в Нэйпервилле? Вспомним старые добрые времена.
Говорю, что она в стирке и ей придется обойтись «Индианой 1989». Дарси отвечает, что сойдет и она, потому что тоже напоминает о доме.
Чищу зубы и умываюсь, а Дарси сидит на краю канны и болтает о том, какая веселая получилась вечеринка. Потом мы меняемся местами. Дарси моется и просит разрешения взять мою зубную щетку. Я позволяю, хотя вообще считаю это негигиеничным и не дала бы ее даже Дексу. Ладно, Дексу — может быть, но больше никому. С полным ртом зубной пасты Дарси заявляет, что совершенно не чувствует себя пьяной или хотя бы нетрезвой — даже удивительно, если вспомнить, сколько было выпито. Может быть, это потому, что мы съели много мяса.
Она сплевывает в раковину.
— Ой, не напоминай. Я наверняка поправилась килограмма на два за сегодня.
— Вряд ли. Вспомни, сколько калорий ты сожгла, пока танцевала.
— Это точно. — Дарси полощет рот и выходит из ванной, набрызгав везде, где только можно.
— Ты хочешь спать? — спрашиваю я, вытирая за ней полотенцем.
Она оборачивается и возмущенно смотрит на меня:
— Нет. Хочу еще посидеть и поболтать.
— Может, по крайней мере ляжем и поболтаем?
— Только не будем выключать свет. Иначе ты заснешь.
— Хорошо, — соглашаюсь я.
Ложимся. Дарси — ближе к окну, там, где обычно спит Декс. Слава Богу, я поменяла с утра постельное белье.
Лежим лицом друг к другу, соприкасаясь согнутыми коленками.
— О чем поговорим? — спрашивает она.
— О чем хочешь.
Готовлюсь к разговору о свадьбе, но вместо этого она начинает перемывать кости всем участницам вечеринки: прокатывается насчет их платьев и новой стрижки Трейси, говорит, что Джоселина лечится от булимии, а Клэр постоянно сыплет именами знаменитостей, будто она с ними близко знакома. Вспоминаем, что Хиллари не пришла на девичник. Конечно, Дарси просто на стену лезет.
— Даже если она по уши влюблена, то могла бы уж на один вечер оставить своего Джулиана.
Конечно, я умалчиваю о том, что реальная причина бойкота — вовсе не то, что у Хиллари появился новый партнер.
Потом мы начинаем болтать об Итоне. Дарси подозревает, что он гей. Она всегда на это намекает и толком не может обосновать почему: он, дескать, в начальной школе играл с девчонками в квадрат, в старших классах предпочел экономику промышленному дизайну, у него много друзей-женщин, он любит наряжаться и после Бренди ни с кем не встречался. Я говорю, что он определенно не гей.
— Почем ты знаешь?
— Не думаю, чтобы он был геем.
— Ничего страшного, даже если и так, — говорит Дарси.
— Я знаю. Просто едва ли он голубой.
— Значит, бисексуал?
— Нет.
— Ты и вправду знаешь, что он никогда не трахался с парнями?
— Да!
— Мне тоже трудно представить, как Итон трогает кого-то за это место.
— Хватит, — говорю я.
— Ладно. А что ты теперь думаешь о Маркусе?
— Он мне все больше нравится, — отвечаю я. Лучше подстраховаться — на тот случай, если вдруг у нее есть: хоть малейшие подозрения относительно нас с Дексом.
— Да? И с каких пор?
— Мы целовались с ним в субботу вечером, — говорю я и тут же об этом жалею. Она передаст Дексу.
— Серьезно? Я думала, ты ходила куда-то с Хиллари и Джулианом.
— Так и было. А затем встретилась с Маркусом... и мы пошли в бар. Ненадолго.
— А потом к нему?
— Нет. Ничего такого.
— Тогда где же вы целовались?
— В баре «Перекресток».
— И что? Вы только целовались?
— А ты думала, мы будем заниматься любовью прямо за стойкой?! Супер.
— Да уж, картинка. Хотя я знала, что у вас обойдется без особых страстей. Так ты собираешься за него замуж?
Смеюсь. Это в духе Дарси — узнает всего ничего, но делает такие выводы, что держись.
— Чего ты смеешься? Или он не подходит для брака?
— Не знаю, может быть... Пожалуйста, давай выключим свет. Глаза болят.
Она соглашается, но смотрит на меня предостерегающе, как будто говоря: не время спать.
Выключаю ночник, и когда мы погружаемся во мрак, Дарси вспоминает Декса и его записку. Она, разумеется, забыла о ней, когда я передала ее перед началом праздника, зато теперь может прочесть внимательно.
— Да, — говорю я.
Повисает долгое молчание. Потом она говорит:
— В последнее время меня просто какой-то рок преследует.
Пульс у меня учащается.
— Правда?
— У нас уже давным-давно не было секса.
— Долго? — спрашиваю я, незаметно скрестив пальцы под одеялом. Она говорит именно то, что я хочу услышать.
— С самого Дня независимости.
— В самом деле? — Ладони у меня мокрые.
— Да. Как ты думаешь, это плохой знак?
— Не знаю... А до тех пор вы часто занимались любовью? — спрашиваю я. Слава Богу, что темно.
