София Катенина - Счастье будет!

– Ну ты даешь, Аль! На лету схватываешь! – В голосе Лили сквозила зависть, смешанная с удивлением. Хорошо, что телефон разряжается, отметила я.

– У меня телефон садится. А ты о чем? – Я постаралась спросить это как можно более отстраненно.

– О чем я, ишь. Увела с вечеринки одного из самых завидных кавалеров. Да еще и Олег Блохин телефон обрывает, о тебе спрашивает. У него, между прочим, нефтяная вышка! Правда, девочки говорят, что он гад и подсыпает им таблетки. Лиана так пострадала: отрубилась и ничего не помнила, ужас. Это все юбка твоя, вот дура я, все говорят, миди, миди, я и напялила под коленку, – тараторила Лиля. – А насчет этого второго, вы знакомы были, да? Ну я имею в виду того, кто тебя увез.

– Знать его не знаю, довез до дома, – коротко пробурчала я. – А кто это?

– Финансовый кто-то, я не разбираюсь, вроде тяжелое машиностроение, это грузовики, да? Развелся недавно. Странный... вроде наш, а вроде и не наш. Девочек разных перебрал тут... но все ему не то. Непонятный. Так вот Блохин! Поаккурат... На этом многообещающем слове, издав прощальный писк, мой iPhone приказал долго жить. Не без облегчения я сунула его поглубже в сумку. Знать ничего не хочу ни про Сергея, ни про его девушек. А эта ночь... это происшествие... эта катастрофа... Теперь, по крайней мере, у меня есть объяснение.

Обычной девушке редко удается в деталях представить предполагаемых родителей своего будущего супруга. Особенно это касается наших дорогих и обожаемых вторых мам – свекровей. Не удавалось этого и Екатерине. Так и не преуспев в том, чтобы раздобыть какой-либо вспомогательный артефакт – старую фотографию из семейного альбома, портрет или хотя бы клок волос для анализа ДНК, – Катя рисовала себе маму Зину то седовласой леди с пучком и очками, то разбитной брюнеткой в бусах и усах. Возможно, она когда-то работала учительницей, скажем, географии и стояла в классной комнате с крутящимся глобусом в жилистых руках. Или алгебры и основ математического анализа, и тогда у нее были аналитический ум и очень длинная логарифмическая линейка. Однако также казалось вполне вероятным, что более чем благополучное детство Вениамина было обеспечено именно маминой предприимчивостью. Не исключено, думала Катя, что мать Вени – жена какого-нибудь видного дипломатического работника. Также загадочная свекровь могла быть вхожа в узкий круг бывшей партийной элиты.

В любом случае, Кате предстояло знакомство с выдающейся особой.

Поднимаясь на чуть подрагивающих ногах на четвертый этаж сталинки Вениамина, она репетировала первую фразу, которую скажет этой строгой даме.

Это могла быть какая-то вежливая и оптимистичная фраза, которая сразу бы расставила акценты: дорогая мамочка, я здесь всерьез и надолго и, что бы ты, моя прелесть, ни вытворяла, убираться восвояси я не планирую. Книга «Настраиваемся на позитив» предлагала, в целом, такое вступление: «Ах, а вы, наверное, мама Венечки! Он вас просто обожает!» или «Какое счастье! Наконец-то я вас застала! Хоть и случайно, но это так приятно!».

После этого мамочке Вениамина, какой бы чопорной она ни оказалась, предстояло последовать незыблемым законам гостеприимства и предложить Екатерине чаю. На этот случай Катя тоже подготовилась – в ее сумочке совершенно случайно лежали три пачки отборного селекционного чая на выбор: черного цейлонского, зеленого в виде раскрывающихся цветков хризантемы и травяного. Ароматы липы, чабреца и полевой мяты должны были укрепить зарождающиеся отношения молодой семейной ячейки, подлечить нервишки и сгладить первые неловкие минуты общения.

«Заглянула в милый магазинчик колониальных товаров, и вот, еще не успела выложить покупки, – мысленно щебетала Екатерина. – Вы какой любите? Вдруг у меня именно он есть!»

Дальнейший диалог со свекровью требовал ее активного участия, и потому спрогнозировать его не представлялось возможным. Изучив специальную литературу, Катя решила подключить рациональную импровизацию. Однако сначала нужно было сделать самые первые и оттого самые волнительные шаги.

По заранее продуманному и взвешенному плану, войдя в подъезд, Катя должна была подойти к двери. Прислушаться. И открыть гнездышко своим ключом.

Прижавшись ухом к холодной двери, она услышала только стук своего сердца.

– Хватить трусить, Екатерина, – приказала себе Катя и повернула ключ. Тихонько толкнула дверь... и перешагнула порог.

В прихожей Катин взгляд наткнулся на пару незнакомой женской обуви. Черные лодочки с леопардовой стелькой явно принадлежали высокой женщине, которая, судя по стоптанным шпилькам, редко относила свою обувь в ремонт... Замерев и прислушавшись, Катя разобрала странные звуки, доносящиеся, кажется, откуда-то из кухни.

– Здесь... здесь и здесь. Внимательнее! – Властный, резкий голос отдавал приказания с какой-то странной интонацией.

Катя взглянула на себя в большую зеркальную дверь шкафа-купе. Поправила прическу, так чтобы ни один волосок не выбивался из аккуратной укладки. Расправила воротничок, прихваченный у шеи поддельной камеей. Аккуратно сняла свои туфли и поставила их носочек к носочку. И, инстинктивно прикрывшись сумочкой, как щитом, ринулась в сторону оккупированного предполагаемой свекровью пищеблока.

О да, Катя действительно не могла бы нарисовать подлинный портрет мамочки, которая регулярно посещала Вениамина. Все предположения оказались слишком далекими от истины. Любовно выписанные образы учительниц, посольских жен и прочих икон трудовой интеллигенции рассыпались в прах.

На блестящей от мыльной пены плитке у открытой двери холодильника стояла крупная рыжая женщина средних лет. Ее губы были густо накрашены алой помадой – в тон вызывающе красного кружевного лифчика, который с трудом поддерживал ее большую грудь. На ногах дамы красовались чулки с подвязками; талию обхватывала символическая юбка из прозрачного тюля. В пальцах руки с хищными накладными ногтями, заточенными под стилеты, «мамочка» держала семихвостую плеть.

– Дрянной мальчишка, – прошипела она, – ты здесь все испачкал! – И она замахнулась плетью.

Раздался шлепок и поскуливание – ошарашенная Катя узнала... Вениамина?

– Я все уберу... – Из-за дверцы холодильника выполз сам покорный сын.

Выходной наряд Вениамина для встречи с «матерью» состоял из розовых хозяйственных перчаток и... фартука горничной. Очаровательные рюшки трогательно обрамляли розовую от шлепка задницу Вени. Катя никогда еще не видела его таким... голым. От изумления она выронила сумку, которая с громким стуком грохнулась на пол. Содержимое сумочки раскатилось по коридору.