Нил говорит, что Хилари переводят во франкфуртский филиал “Динтон и Селтс”. Она будет возглавлять там их новое отделение: прекрасная возможность себя проявить. И это означает, что если Хетти готова взять на себя пока и ее, Хилари, обязанности тоже — отделы английских и зарубежных прав подлежат в скором времени слиянию, — то он очень рад. Конечно, Хетти понадобится помощница — можно рассмотреть кандидатуру Элфи, она очень способная, но ее недооценивают. Денег Хетти будет получать больше, и в перспективе у нее со временем место в совете директоров и опционы.
На столе Нила звонит телефон. Он кладет на аппарат белую кожаную подушку. Говорит Хетти, что пришлет ей все в подробностях по электронной почте и они потом более обстоятельно все обсудят. Все, аудиенция окончена. Хетти идет к двери, и в это время Нил говорит:
— Ну какая же эта Хилари сволочь. Барб мне рассказала — вот так подставить вашу прислугу. Мы, семейные люди, должны друг друга поддерживать.
Хетти торжествует. Она была права. С хорошими людьми случается только хорошее. Нил снимает подушку с аппарата, швыряет ее в другой угол кабинета и попадает в окно, от удара по стеклу лепившийся на карнизе голубь в испуге улетает. Слава богу, стекло не разбилось. Замена такой огромной панели стоила бы баснословных денег. Но телефон все звонит и звонит, и Нилу приходится снять трубку.
А Хетти покидает сотворенный модным дизайнером и полный света интерьер Нилова пентхауса и спускается по узкой винтовой лестнице в старую часть здания, туда, где находится ее кабинет, и по пути чувствует на своем лице дыхание бесчисленных сотрудников, работавших здесь до нее, оно леденит ее, убивает радость. Возвышение одного — падение другого. Она получила то, чего хотела, но больше не чувствует, что она хороший человек.
У двери кабинета призраки исчезают. Да уж, Барб времени не теряла. Неужели Нил и в самом деле перевел Хилари из-за того, что Барб рассказала ему о доносе на Агнешку? Что ж, ничего плохого в этом нет. Хилари будет бесноваться в новом филиале агентства во Франкфурте, у них там только и дела, что весь год готовиться к книжной ярмарке. Ни мужа, ни любовника у Хилари нет, детей тоже, отговориться от переезда нечем.
Свадьба была изумительная. Мне рассказывают о ней уже задним числом, чуть не месяц спустя. На Агнешке было кремовое платье, она в нем выглядела юной, очаровательной и необыкновенно счастливой, Хетти была подружкой невесты, в розовом платье, его тоже сшила Агнешка, у нее просто талант. Вообще-то розовый не слишком идет Хетти, от розового ее роскошные волосы кажутся не золотистыми, а медно-красными.
Вторая подружка невесты — Агнешкина сестра, та, у которой рак, сейчас у нее явно наступила ремиссия, и она уже не в инвалидном кресле. Вот ей, при ее бледности и худобе, в розовом очень хорошо. На Мартине новый костюм и галстук, он производит впечатление человека, который вот-вот разбогатеет и при этом сумеет правильно распорядиться деньгами. Китти держит Агнешкина мать, девочке очень удобно на ее необъятных коленях, она с увлечением дергает волоски на подбородке своей нянюшки. Босс Мартина, Гарольд, — шафер, а подруга Гарольда Дебора, войдя в церковь, сначала не может решить, с кем ей сесть — с родней жениха или с родней невесты, потом выбирает все-таки родню жениха, и Хетти бросает ей благодарный взгляд. Может быть, Дебора на самом деле не такое уж чудовище.
Серене рассказывают о венчании первой. Наверное, Хетти боится меня больше, чем свою двоюродную бабку. Я узнаю все от Серены, она звонит мне и будничным тоном сообщает: “Мартин три недели назад женился на Агнешке”. Миг — и я уже готова действовать, собранная, отстраненная, как во время разговора с адвокатом, который позвонил мне из Роттердама. Этой способностью обладают те, кто вырос в Новой Зеландии, там все, и мужчины и женщины, умеют быстро переключиться на режим чрезвычайного положения. Мужчины-новозеландцы — я не хочу оскорбить их и потому не называю киви, хотя самим им это название нравится; киви осторожные, пугливые птицы, я не могу понять, как эта дикая, неукротимая природа, этот гордый, величавый край могли таких породить, — так вот, именно мужчины-новозеландцы сразу же организуют в случае катастрофы медицинскую помощь пострадавшим и руководят деятельностью гуманитарных организаций, а из новозеландок получаются лучшие в мире помощницы по дому, они не задерживаются у вас надолго, им только чуть опериться — и они совершат головокружительный полет в будущую жизнь. Если лагерь беженцев разбомбят, новозеландец его не бросит, он останется и начнет восстанавливать все с пустого места; если ребенок упал и разбил голову, новозеландка не впадет в истерику, она сразу же повезет его в больницу.
У нас с Сереной у обеих есть это качество, хотя я родилась в Новой Зеландии, а Серена нет. Дайте нам овцу, и мы ее острижем; случись вдруг землетрясение — мы знаем, что надо засесть под лестницей; цунами — мы знаем, когда и куда надо бежать. Это только при встрече с мужчиной мы теряем соображение: вместо того чтобы броситься прочь от опасности, мы рвемся ей навстречу. Я не уберегла Хетти, мою любимицу и красавицу Хетти, с такой пряменькой спинкой и своевольным нравом: Мартин ее бросил, бросил и женился на прислуге.
— Надеюсь, она нашла хорошего адвоката, — говорю я сдержанно и спокойно.
— Да нет, все совсем не так, — говорит Серена. — Они и не думали расставаться.
— То есть все трое в одной большой кровати? — Меня душит ярость, и она прорывается в мой голос, я сама это слышу, и пусть, пусть все тоже слышат.
— Понимаю, почему она от тебя все скрыла, — говорит Серена. — Знала, как ты будешь реагировать. Ну конечно ни о какой одной большой кровати и речи нет. Брак фиктивный, чтобы девушку и ее семью не посадили в самолет и не отослали обратно на Украину. Если б ты была действительно против всего этого, переехала бы к ним и помогала. Ведь ясно как день, что из Хетти домашняя хозяйка никогда не получится. Слишком она яркая личность.
— Я переехала бы к ним? И бросила свою галерею? Мне надо зарабатывать на жизнь.
— С каких это пор? — Это означает: “Вспомни, сколько лет я уже тебе помогаю”.
Мы с Сереной на грани ссоры, вот до чего довела нас эта дуреха Хетти. Ох я и рассердилась. Серена тоже вышла из себя, иначе не напомнила бы мне о том, чего мы никогда не касаемся: о моей финансовой зависимости от нее.
— Эта твоя галерея никогда не приносила дохода, — говорит она. — Не успела ты ее открыть, как Себастьян вышел из игры, и ты осталась не у дел.
У меня хватает ума признать, что все сказанное ею — правда, и ссора гаснет, не разгоревшись.
