– Зачем мне «Маверик», если у меня есть ты?
Господи, да что же он несет?!
– Но на «Маверике» ты можешь летать…
Ник поднял голову. И снова в глазах его горел такой огонь, что у Сэмми перехватило дыхание.
– Я и с тобой могу полететь, – прошептал он. – Еще как могу. Сейчас сама увидишь.
И она действительно увидела.
Отдельная палата баптистского медицинского центра Оклахома-Сити была вся заставлена цветами. Дверь открылась, и Сэмми улыбнулась, глядя, как в комнату входит, словно на собственных ногах, огромный букет красных роз.
Из-за букета выглянула улыбающаяся физиономия Генри.
– Можно войти?
– Заходите, пожалуйста, – ответила Сэмми. – Кое-кто здесь очень хочет вас видеть.
Ник сжал руку Сэмми, затем отпустил ее, чтобы принять у Генри цветы.
Освобожденный от своей ноши, Генри тут же направился к кровати.
– И как же поживает самый замечательный внук на свете?
Как раз в этот самый момент Дэвид Генри Эллиот выпростал ручки из-под тонкого одеяльца.
Ник, расчищавший на столе место для букета, рассмеялся и покачал головой.
– Господи, помоги нам, этот мальчишка испорчен с самого рождения!
– Он не испорчен, – твердо сказал Генри. – Просто хочет к дедушке, вот и все.
Генри провел пальцем по крошечной ножке.
Сэмми, вздохнув, закрыла глаза. Сейчас она была благодарна жизни за все. За Ника, за их очаровательного младенца, которого только вчера произвела на свет, за Генри.
Сэмми вздрагивала, когда думала, какой была бы сейчас ее жизнь, если бы пять лет назад она не пошла на ту работу на конвейере «Эллиот эйр». Работа дала ей так много! Она помогла Сэмми обрести уверенность в себе, развить силу воли, за пять лет она сумела сделать неплохую карьеру, приобрести хороших друзей. Но самое главное – работа привела ее к Нику.
Сэмми услышала, как он подходит к кровати, и открыла глаза.
Ник взял ее руку, поднес к губам и поцеловал. Глаза его светились такой любовью, такой преданностью, что у Сэмми сжалось сердце.
– Папа прав в одном, – сказал Ник. – Дэвид – само совершенство. И ты тоже, – добавил он, наклоняясь и целуя жену в лоб.
– Он еще лучше, чем вы думаете, – каким-то странным голосом произнес Генри.
Сэмми и Ник удивленно взглянули на него. Генри по-прежнему стоял, склонившись над ребенком, который лежал на локте Сэмми. Он не мог оторвать взгляда от крохотной пяточки, которую держал в руке.
– Генри, в чем дело? – спросила Сэмми. Она каким-то непонятным образом успела за сотую долю секунды догадаться, что происходит.
– Спасибо, Сэмми, – горячо пробормотал Генри.
Наклонившись, он поцеловал головку ребенка, а затем щеку Сэмми.
– Ты сама не знаешь, какой подарок я получил.
– Самого замечательного внука на свете? – спросила Сэмми, слегка обеспокоенная странным выражением его глаз.
– Да, и это мой внук.
– Ну конечно, – сказал Ник. – Ведь мы давно урегулировали этот вопрос.
– Я не о том, – сказал Генри. – Этот мальчик – мой родной внук в буквальном смысле слова.
Сердце Сэмми учащенно забилось, а на лице Ника появилось тревожное выражение.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он.
– Вы видели пятнышко на подошве ребенка? – спросил Генри.
– Это просто родинка, – ответила Сэмми.
– Да. – Генри улыбался, а глаза его наполнялись слезами. – Я знаю, что это родинка. Я… – Голос его дрогнул, и Генри посмотрел прямо в глаза Нику. – Точно такая же родинка есть у меня. И была у моего деда.
Теперь Сэмми улыбалась сквозь слезы, глядя, как ее муж и свекор обнимают друг друга, стоя в ногах ее кровати. Господи, ну что за упрямцы! Если бы за эти годы им хоть раз пришло в голову посмотреть на собственные фотографии в семейном альбоме, они бы давно поняли то же самое, что поняла Сэмми, когда впервые открыла этот альбом и увидела фотографии двадцатилетнего Генри.
В двадцать лет Генри и Ник были настолько похожи друг на друга, что сходство это не оставляло ни малейших сомнений относительно их родственных связей. Во всяком случае у Сэмми. Однажды она попыталась доказать им это, но оба застеснялись и постарались перевести разговор на другую тему.
Оба решили для себя, что их вполне устраивают сложившиеся отношения. Вопрос о настоящем отце Ника больше не волновал ни того, ни другого, потому что они давно поняли, что даже если они не связаны узами крови, то все равно родные друг другу по духу.
Сэмми ничего не говорила им на это, потому что знала: придет время, когда оба поймут наконец правду, узнают, что Ник – сын Генри во всех смыслах слова.
И вот этот день пришел. Сэмми переложила ребенка поудобнее.
– Спасибо, солнышко, – сказала она сыну. – Ты сделал то, что нужно было сделать много лет назад.
Этому ребенку никогда не придется сомневаться в том, кого считать, а кого не считать членом своей семьи. Его дедушкой был Генри Эллиот, один из пионеров американского самолетостроения. Его матерью была Саманта Карлмайкл Эллиот, женщина, которая все делала по-своему и знала себе цену. И наконец, его отцом был Ник Эллиот, мужчина, которого всем сердцем обожала его мать.
