просто кайфуем друг от друга. Я говорю ему, что люблю больше жизни, а он смеется, что мой балет мне все равно важнее.
– Не важнее тебя, – шепчу я, просто залезая на него и тесно-тесно обнимая. – Но и бросать я не буду.
– Даже не сомневался.
Я хмурюсь, потому что в наш мирок врывается трель звонка, и я лезу за телефоном, смеясь и ругаясь, потому что он держит мою ногу и тащит меня к себе, не забывая трогать хвостик, который все еще был во мне. Кажется, теперь это будет нашей любимой игрушкой.
Отвечаю на звонок от Нинки, смеясь и толкаясь. Кирилл нависает сверху и планирует меня поцеловать, пока я еле-еле держу его грудь, чтобы он окончательно на меня не навалился.
– Ну, – слышу в трубке, – помирились?
– Конечно, – подмигиваю я и резко попкой поворачиваюсь. Кирилл шумно дышит, лаская мои булочки. – И он согласился пойти на выступление.
– Ну еще бы. Что ты там ему пообещала? Что не будешь выносить мозг?
– Ха, – ржу я, дергаясь, когда Кирилл просто садится мне на ноги и начинает рисовать языком рисунок по коже моей спины. Кайф, просто кайф. – Я пообещала, что после каждого выноса мозга буду доброй и пушистой.
Именно в этот момент Кирилл прокручивает во мне пробку, а я зажимаю зубы кулаком, чтобы на застонать.
– Неплохо. Кстати, чего я звоню-то.
– Да, чего ты звонишь? Я тут занята, между прочим, – хихикаю я, пока пальцы Кирилла начинают смелеть. Господи, я думала, что эта ночь выжала из нас все, но я снова влажная, а у него снова стоит. Он елозит членом по моей спине, пока я пытаюсь сосредоточиться на разговоре.
– Я говорю, твой хахаль Синицын имеет отношение к Анне Синицыной?
– Что? Конечно, он ее брат.
Сзади Кирилл перестает меня трогать. Даже встает, оставляя меня на диване одну слушать продолжение разговора.
– Вот ты молчунья. Она выйдет на отдельный номер в нашем представлении.
– Правда? Аня приедет?
– Да, наш месье тоже когда-то учил ее, вот и позвал на свой день рождения.
– Вот так сюрприз. Кирилл, ты слышал? – поворачиваюсь к нему, а он сидит на стуле и допивает рюмку водки. Не поняла. – Нин, я перезвоню.
Вставать тяжело, но я все равно превозмогаю боль, чтобы встать и отобрать у Кирилла бутылку.
– Ты чего?
– Ничего. Захотелось выпить.
– Ну раз захотелось… просто я не поняла, почему так резко.
– Потому что на твое выступление я не пойду, – говорит он, поднимая взгляд, а меня как холодной водой окатывает. В сердце колет, и я невольно смотрю на диван, который сегодня чудом выжил после эротического натиска, после стонов и криков, после всего, что Кирилл со мной делал.
– Кирилл, – задыхаюсь. Больно так, словно сердце рвут на части. Он ведь сказал. – Но ты ведь сказал, сказал, что любишь меня, сказал, что пойдешь! Там и твоя сестра будет, и я надеялась…
– Лена! – он орет. – Я сказал, что не пойду. Я так решил! И ты можешь снова подставить свой красивый зад, а я снова могу сказать, что на все согласен, но факт остается фактом: я никуда не пойду!
Моя ладонь как возмездие. По его щеке. Снова и снова. До покрасневшей кожи, до слез и хрипов из горла.
– Скотина, – тихо-тихо. – Скотина! Ты мне пообещал!
– Обещанного три года ждут. Я предлагаю закрыть эту тему. Пора собираться. Мне на работу, тебе на учебу твою, – он просто идет, собирает свои вещи по комнате, а я за ним. Вырываю, разбрасываю.
– Я уйду от тебя! Кирилл!
– Я уже это слышал. Сегодня уйдешь, завтра вернешься. Ну или я сам за тобой приеду. Только смотри, не трахайся ни с кем, а то опять я буду виноват.
– Ты издеваешься?! – иду к нему, подхожу вплотную, не веря, что настолько хладнокровным может быть человек, который еще совсем недавно страстно любил меня. Это не может быть он. Может, у него помутнение, может, это какая-то проверка? – Кирилл, я прошу тебя! Мне очень важно, чтобы ты пришел! Это моя премьера. Потом будут сотни выступлений, но это премьера!
– Лена! Хватит выносить мне мозг! Я не пойду!
– Но почему, почему? Ты должен назвать мне причину! Вескую причину!
– Я тебе, Лена, ничего не должен. Если мы встречаемся, даже если мы живем вместе, это не значит, что я позволю лезть в свою жизнь и тем более буду перед тобой отчитываться за свои решения. Я сказал нет, значит, нет!
Меня как будто наотмашь по щеке ударили. Стою ни жива ни мертва. Он мог меня ненароком обидеть, но чтобы так – никогда.
– Тебе настолько на меня плевать? Ты мне врал и не любишь меня?
– Лен, ну сколько можно! Я все для тебя делаю: потеряла телефон – на новый, шмотки, тачка, отдых на море, я даже гуляю с твоей долбанной собакой! Я люблю тебя, но на выступление не пойду, и это, блядь, больше обсуждать не собираюсь!
И каждое слово, как лезвие по венам, кровь мне пускает. Больно так, что кричать хочется. И я реву про себя, кричу от агонии, но по щеке стекает всего пара слезинок.
– Мне это ничего не нужно, я просто хотела, чтобы ты любил меня и поддерживал мой выбор.
– Я поддерживаю…
– Нет, если ты не считаешь важным прийти на мою премьеру – значит, не поддерживаешь. Тебе на меня плевать! – он тянет руку ко мне, а я уже на разрыв реву, слезы на грудь капают.
– Ну не реви, котенок.
Я смачно бью его по этой руке. Он пытается меня обнять, успокоить, но внутри уже пусто, потому что он даже не отрицает. Он опять хочет все решить сексом. Он подпустил меня к своему телу, но никогда не подпустит к душе.
– Ну все, все. Поругались и хватит. Хочешь, на новый год во Францию скатаемся? Париж посмотришь.
Сильнее оскорбить он меня не мог, и я отталкиваю его.
– Да пошел ты!
Я разворачиваюсь, собираю сброшенные в порыве страсти вещи и иду одеваться. Но не в спальню, где мы так часто проводили время, а в ту, что была моей изначально. Одеваюсь, собираю сумку, подхватываю Йорика и иду к двери, стараясь не смотреть на Кирилла. Не смотреть на того, кого любила всю сознательную жизнь, не смотреть на того, кто стал моим первым мужчиной, на того, кто втоптал меня в грязь.
Я уже у дверей, а он меня разворачивает, нависает. Злой. Обнаженный. Великолепный. Я бы прямо сейчас прочертила каждый кубик на его идеальном прессе.
– Напомнить, какой раз ты пытаешься от
