Ознакомительная версия.
– Ладно, что это за женщина, к которой нужно ехать сегодня?
– Фиона Грэй.
– Никогда о ней не слышала. Я с ней встречалась?
– Нет, не думаю, но ты ее знаешь. Девушка из фильма про того мошенника. Когда он выпал из поезда. На прошлой неделе показывали. Там еще полицейского играет Майкл Редгрейв.
– Тоже впервые слышу. – Саймон поморщился. – Ей, наверное, лет пятьсот.
– Около семидесяти.
Вообще-то, Саймону очень польстило, что его пригласили к мисс Грэй. Это была вторая сторона его шизофренических амбиций. Одна его половина хотела, чтобы Эдит провела его в мир «снобов», вторая половина, почти в прямом противоречии с первой, хотела, чтобы его воспринимали всерьез как актера те актеры, которых сами актеры воспринимают всерьез, – одной из таких была Фиона Грэй. В юности она играла Джульетту в паре с Гилгудом и леди Тизл в паре с Оливье. Сейчас если она появлялась на телевидении, то обычно в честь какого-нибудь знаменательного события – сериал, снятый Питером Холлом или написанный Мелвином Брегом, – и ее с неизменной любовью упоминали в автобиографиях самые разные звезды.
Артистическое сообщество очень любит притязать на бесклассовость, но, по правде говоря, в этом бизнесе существует жесткое классовое разграничение. И бесклассовость заключается только в том, что система базируется на иных ценностях, нежели в остальном мире. Происхождение может ничего не значить, но успех – это все. И не просто успех, а успех правильного толка. Саймон Рассел остро ощущал, что хоть и получил свою небольшую порцию славы, он и близко не подошел к тому, чтобы создать работу, которая была бы оценена его товарищами по «Экуити», и втайне страдал от этого.
Когда актеры рассказывают в интервью, что им все равно, что говорит критика, лишь бы зрителям нравилась их работа, они лгут. Мало кого из актеров заботит мнение публики, по сравнению с вердиктом критиков или коллег по цеху. Быть оцененными и получить статус за аркой просцениума – вот их цель. Если в придачу им достанется еще и поклонение публики, слава и деньги – тем лучше. В центре этого бизнеса существует клика, чье превосходство в «правильной» работе неоспоримо, и Саймону всегда хотелось попасть туда. Звезды и режиссеры, писатели и дизайнеры, входящие в это число, относятся снисходительно к любым знаменитостям. Их имена могут быть связаны со многими благородными начинаниями, их манера давать интервью и (безусловно) манера одеваться предполагают, что плевать они хотели на особое положение, но факт остается фактом – они представляют собой элиту, чья обособленность соперничает с noblesse d'épée[42] при версальском дворе. Саймон до боли хотел стать одним из членов этой золотой группы, которые всегда получали хорошие отзывы в «Таймауте» и постоянно значились в списках британской киноакадемии.
Его мечты были лишены основания. В этот конкретный вечер, например, его пригласили только потому, что о нем писали газеты. Несмотря на высокие, по их словам, принципы, эти лицедеи разделяют одну черту со своими голливудскими братьями: они обожают быть среди знаменитых людей. Если они обедают с лейбористами, то предпочитают, чтобы это были лидеры оппозиции или министры, если становятся под знамена, то хотят идти рядом с Иэном Мак-Келленом или Анитой Роддик, а не каким-то неизвестным энтузиастом из Харло. Но если Фиона Грэй пригласила Саймона из-за того, что о нем пишут, то его талант ее не интересовал.
* * *
Вечеринка проходила в доме в Хэмстеде; Эдит показалось, что они добирались туда целую вечность и на первый взгляд – по крайней мере с улицы – таких усилий дом не стоил. Внутри все следы пребывания рабочих, обустроивших дом в 1890-х, были поглощены морем сверкающих деревянных полов и скрытых светильников. В большой гостиной собралось несколько небольших групп людей, которые что-то горячо обсуждали, но самый громкий шум, разумеется, доносился из кухни этажом ниже. Мы с Аделой стояли у плиты, в окружении мисок с бобами и пастой, сдобренной дивными морскими гадами, когда они вошли. Я почувствовал, как Адела толкнула меня локтем, продолжая беседовать с дизайнером, с которым мы никак не могли прекратить разговор.
Хозяйка дома подошла к Саймону и поцеловала его в щеку, не переставая рассматривать Эдит.
– Сначала выпейте, а потом позвольте мне вас представить. Вы знакомы с Дэвидом Сэмсоном? – Она указала на знаменитого комика, который оказался рядом, едва они появились на пороге. Эдит улыбнулась и взяла его руку, и он тут же поднес ее руку к своим белесым губам.
– Леди Бротон.
Эти его знакомые смачные интонации, он покатал имя на языке, наслаждаясь вкусом. Он произнес эти слова достаточно громко, и все стоявшие неподалеку оглянулись и мгновенно сопоставили Саймона и Эдит с историями, которые читали или слышали. Раздался негромкий ропот, их заметили. Эдит приняла подобострастие Сэмсона холодно, кажется сказала негромко:
– Просто Эдит.
Но Сэмсона так просто с толку не собьешь. Он схватил ее под руку и приготовился провести ее по комнатам. Он обернулся к озадаченной группе поблизости и объявил:
– Вы знакомы с графиней Бротонской? Не стоит и говорить, Эдит была в аду.
Я бы спас ее немедля, но Адела удержала меня. Я вот думаю, не испытывала ли она злорадного удовольствия от того, что Эдит демонстрировали, как пленницу римского триумфатора. Адела никогда не рисковала своим положением в старом лагере, отправляясь завоевывать новый, и я думаю, ей было трудно не испытать победного волнения. Саймон подошел к нам, сияя. Есть люди, которые содрогаются от одной мысли оказаться «предметом» новостей, и есть, наоборот, те, кто жить без этого не может. Саймон был их последних. Пока все присутствующие с легким любопытством провожали его взглядами, он был в своей стихии. Мы отошли, оставив Аделу обрабатывать ради меня довольно мрачного директора по кастингу.
– Как дела? – спросил я.
– Отлично, – ответил Саймон. – Замечательно.
– И что будет дальше?
– В смысле?
– Развод, свадьба, заявление для прессы?
Саймон поднял брови и развел руками.
– Ну и ну! – воскликнул он и рассмеялся, сверкнув зубами. – Ты говоришь совсем как моя мать.
Очень легко забыть, что даже у таких людей, как Саймон, бывают матери. Какая-нибудь достойная вдова мелкого чиновника в квартирке в Лезерхеде, не понимающая, что происходит. Он меня порядком разозлил.
– Ты же понимаешь, что зашел очень далеко? Ты не видишь, что сделал больно многим людям?
Он погладил меня по щеке.
– Да ладно тебе, – сказал он.
Безусловно, Адела получила от вечера огромное удовольствие. Настолько же, насколько Эдит измучилась, пока ее водили по комнатам, как священную корову. Адела наблюдала, как она старается завести светскую беседу с этими людьми, которые так поразительно походили на «обычных людей» – тех самых, от которых Эдит так хотелось навсегда сбежать в юности, на что она потратила столько сил и времени. По иронии судьбы, как бы ни был ей ненавистен «мир игры в имена», Эдит постепенно привыкла к утешительному уюту закрытых клубов. И вдруг она снова оказалась в чистом поле, где никто не знал людей, с которыми она знакома. Она была на грани паники. О чем говорить с людьми, с которыми у вас нет ни общих интересов, ни общих знакомых? Проведя столько времени в Бротоне, она и забыла.
Ознакомительная версия.
