Ознакомительная версия.
Оказывается, раньше она совсем не сознавала, что значит для нее сама возможность видеть Николая Георгиевича. Ждать: войдет хозяйка и скажет, что сегодня будет дорогой гость. Вдруг вспомнились ромашки, такие неожиданные в марте. Где он их достал только? Или как он пытался дурачить ее в ресторане, говоря, что не умеет танцевать вальс. А ей хватило три такта, чтобы его разоблачить…
Если бы она только могла прямо сейчас пойти к телефону, набрать номер, и когда на другом конце возьмут трубку, сказать: да, да, да, все, что ты хочешь! Но она не могла. Она уже сделала ошибку, которую он никогда не простит.
А ведь он что-то говорил про то, что можно поехать лечиться, куда-то там, к черту на рога. А если бы получилось?
Наташка заплакала еще отчаяннее. Надо привыкать. Привыкла же она, когда сбежала из деревни в город. Она стала вспоминать, как скучала тогда по дому, как без конца мысленно спорила с матерью, как противен ей был Маратик, черт бы его побрал, и как она привыкла. Постепенно. Ничему не радуясь, уговорила себя, что все так живут, что ей еще повезло – все-таки не под забором оказалась…
Ей снилось, что она моет полы. В супермаркете. Крупная светлая плитка под мрамор. На этой плитке любая грязь видна, просто караул. Наверное, специально такую положили, чтобы уборщицы не халтурили. Она и не халтурила, терла изо всех сил, но в поле зрения появлялись все новые и новые сапоги, сапожки, сапожища, и все новые разводы, следы, комья грязи делали плитку все чернее и чернее…
Сон был странный, но вчерашнего отчаяния уже не было. Наверное, это как вся ее жизнь: хочешь, чтобы было чисто и хорошо, но чем больше стараешься, тем больше грязи тащат неведомые обладатели сапог. Обычно Наташка свои сны почти не помнила – ну, кроме того, про последнюю дискотеку в своей жизни, – а тут проснулась под впечатлением от этого странного сна и все никак не могла избавиться от него.
День пошел своим чередом. Людмила улыбалась испуганно, Владимир со своим чувством вины занимал все свободное пространство. Андрюшка тоже что-то чувствовал. Ощущение нависшей беды накрыло его, когда Егор привез Наташу к тете Ираиде, потом, когда они с Наташей поехали к дядя Коле, это ощущение прошло, а вот теперь снова появилось.
Наташка почему-то представляла себе дом Сокольских как яркий шарик, из которого выпустили воздух. И шарик остался, и воздуха кругом полно, дышат же они все как-то…
Они заканчивали завтракать, когда распахнулась входная дверь. От стола не видно было, кто вошел, пришлось подождать. Но все они поняли, кто это.
Владимир думал только о том, как бы не потерять лицо. Вот теперь он боялся до отвратительного ощущения холодного кома в животе. Людмила иррационально обрадовалась: это дядька, а раз он здесь, все будет хорошо. А Наташка ни о чем не думала. Просто ждала, когда он войдет. Только зачем-то встала.
Ордынцев за сутки растерял свой непременный лоск. Старые джинсы, выбитые почти до белизны, с пятном ниже колена, щетина. Наташка безучастно подумала, что щетина должна была бы оказаться седая, ну, или соль с перцем, но щетина оказалась черной, как вороново крыло. Он не замедлил шага, не поздоровался, остановился перед Наташкой. Они молча смотрели друг на друга. Сокольские тоже молчали. Людмила – недоуменно, Владимир – испытывая острое желание провалиться на этом самом месте. Николай Георгиевич сказал:
– Я так больше не могу.
И Наташка сделала единственную вещь, на которую у нее оставались силы: она закрыла глаза.
У нее было отличное настроение. Она, конечно, слегка боялась. Нет, не свадьбы, до свадьбы еще целая неделя. Она сегодня сделала то, что следовало бы сделать еще три недели назад. Ну, две. Только что она зашла в аптеку и потратила пятьдесят шесть рублей. Это была плата за… уверенность? Она и так была уверена. Но все-таки зашла и купила. Тест на беременность.
Ей бы сейчас хватать такси и мчаться домой. Домой – какое восхитительное слово! Мчаться и использовать тест по назначению. Но она уселась на лавочку в парке и подставила лицо июньскому, еще не изнурительно жаркому солнцу.
– Извините, вас не Натальей зовут?
Хрипловатый женский голос, неуверенный, прокуренный и – знакомый. Наташка открыла глаза. Лизка, продавщица и по совместительству веселая пьяница, сидела на краю лавочки и с сомнением заглядывала ей в лицо.
– Наталья… – потрясенно сказала Лизка. – Правда ты, что ли? Не узнать, богатой будешь.
Наташка засмеялась, потянулась к Лизке, та неуверенно потянулась к ней. Они обнялись. Лизка рассматривала ее как редкую достопримечательность, как музейный экспонат.
– Я замуж выхожу, Лизка! – Наташка сказала то, что занимало ее мысли безраздельно. И видимо, до самой свадьбы будет занимать. А потом она всем подряд будет говорить при встрече: я замужем!
Лизка сделала хитрое лицо:
– Знаю, догадалась.
– Почему? – Наташку, в общем-то, не сильно интересовало, почему, но Лизка ее удивила:
– Маратик-то, сволочь поганая, пропал!
– Как? – ахнула Наташка.
– Да кто его знает. Типа вчера был, а сегодня нету. И никто ничего… Так, слух прошел, что за тебя он хорошо огреб, вот и слинял от греха. А кто, кроме мужа, за бабу вступится? Ну вот, я и догадалась.
Громко и требовательно зазвонил телефон. Такой звонок Николай Георгиевич специально выбрал, чтобы она всегда слышала, когда он звонит. Прежде чем ответить, Наташка полюбовалась фотографией на экране. Когда она делала эту фотографию, Николай Георгиевич очень старался выглядеть строго и солидно, но у него ничего не получилось. С экрана на нее смотрела счастливая, улыбающаяся от уха до уха физиономия, и она тоже привычно заулыбалась. А еще он заставил, просто заставил ее записать его номер под словом «муж». Наташка не хотела, говорила, что после свадьбы так запишет, но он заставил. Она виновато взглянула на Лизку:
– Я сейчас не могу, домой пора… Ты лучше на свадьбу приходи. Двадцать восьмого, в «Командоре», к четырем. Не забудь: двадцать восьмого!
Она поднялась и быстро пошла по аллее, не заметив, с какой завистью Лизка смотрит ей вслед.
Голос в телефоне был почему-то неуверенный:
– Наташ… Знаешь, какое дело? Вчера днем женщина приходила. Стояла у камней. Игорь к ней подходил, но она ничего объяснять не стала. Игорь говорит, что высокая, худая, волосы светлые, на голове такой корзинкой уложены… – Он замолчал. Ждал, что она скажет.
– Это моя мать, – не сразу ответила Наташка. Сердце у нее забилось быстрее.
– Ну, так надо же на свадьбу ее позвать! – энергично сказал он. – Раз сама приходила – значит, мириться хочет. Ты ведь на нее уже не обижаешься?
– Не обижаюсь. Мама хорошая, она мне всегда добра хотела, просто один раз ошиблась… – Наташка помолчала, пытаясь вспомнить все свои прошлые обиды, и с удивлением призналась: – Знаешь, кажется, я совсем ни на кого не обижаюсь. На самом деле таких, которые зла хотят, совсем мало. Просто все люди иногда ошибаются, вот и получается что-нибудь неправильное. А так ведь все люди хорошие, правда?
Ознакомительная версия.
