Ознакомительная версия.
Казалось, Василий Матвеевич только и ждал от сестры вопроса об измученной, истерзанной его постоянными изменами жене:
– Да заболела она. С температурой слегла.
– Что ты говоришь?! – участливо молвила Гаврилова, радуясь в душе, что Полина, как, впрочем, и Любаша с Виолеттой, не смогли прийти по причине болезни.
– Выздоровеет! Ты лучше меня послушай. Может, посоветуешь что!
– Что случилось? Что опять-то? – спросила Гаврилова.
– Вот именно что опять! Влюбился я, Зин! Вот что!
– Ну Вась, ей-богу!.. Ты хоть б уж на старости лет Полю-то не травмировал! Такая ведь хорошая женщина! Всю жизнь тебя терпела!
– А что я могу с собой поделать? Ну, что? Сердцу-то не прикажешь!
– Ой, Василий! Вот сколько я тебя помню – вечно ты...
– Да ты послушай, послушай! Лена (Ленкой её звать) работает уборщицей. Иду домой третьего дня, смотрю – баба на карачках ползает у моей двери! Пол моет, значит. Обернулась – молодая девка! В Москву приехала из Перми, в общежитии живёт. А какая там жизнь?! Сама понимаешь! Ну я и говорю – давай ко мне...
– А Поля? Полина-то как же? – обалдела Зинаида Матвеевна.
– И Поля с нами, – с поразительным спокойствием заявил он.
– Ой! Вась! Сведёшь ты её в могилу! Вот она и слегла на нервной почве!
– Ну а что я могу с собой поделать?! Я ж по-настоящему полюбил. Кажется... – Василий Матвеевич хотел было ещё что-то добавить, но в этот момент (как это обычно и случалось) его младший брат Иван, пропустив роковую для себя рюмку, каркнул во всю глотку, подобно вороне из крыловской басни, и его понесло:
– Я всю войну прошёл! А до Берлина не дошёл! Почему? Почему не я сорвал с рейхстага поганое фашистское знамя? Я вас спрашиваю!
Все замолчали и посмотрели на него.
– Да, да! Я вас спрашиваю! Почему не я сорвал... – и Иван Матвеевич заплакал.
– Ну, началось! – яростно прошипел Василий Матвеевич. – Слушай, Зинаид! Вот терпеть этого не могу! Как начнёт одно и то же, одно и то же! Зин! Ну честно, я ему щас по морде дам!
Зинаида Матвеевна принялась успокаивать Василия – мол, сиди, Васенька, ты ж знаешь Ивана – психанёт, ещё, чего доброго, драку затеет!
Владимир Иванович, хрустя солёным огурцом, весь обратился в слух. Он смотрел то на Ивана Матвеевича, то на его супругу, Галину Тимофеевну. Душа Гаврилова жаждала скандала – оставалось найти лишь зацепку.
Но Иван Матвеевич внезапно застыл на месте со слезами на глазах, он напряженно думал о чём-то – только вот о чём, Гаврилов, сколько б ни вглядывался в его лицо, понять не мог.
– Ой, несчастная я женщина! – запричитала Екатерина Матвеевна, любительница красного креплёного вина, легкомысленная и нечистая на руку младшая сестра Зинаиды.
– Клубнику в центре, а ближе к заборчику, значит, мы редис думаем посадить, – не обращая ни на кого внимания, рассказывал Павел Матвеевич Гене. Его супруга, героическая женщина – Ирина Карловна, не без удовольствия кивала головой, подтверждая его слова.
– Вот что я?! Кто я?! – не унималась Катерина, опрокинув бокал портвейна. – На старости лет приходится работать сторожем! Вот ты, Зинка, на пенсии, а мне ещё лет десять на овощной этой базе вместе с капустой гнить!
– А потому что надо было в молодости работать! Лето красное пропела!.. – укорила её Гаврилова и надула щёки, вспомнив, как младшая сестра стащила у неё единственный серый костюм, в котором она лет десять ходила на службу. Стащила и, несомненно, продала.
– Ой! Какие все умные! Какие сознательные! Никто меня не люблит! Дети не уважают! Никому я не нужна! – сквозь пьяные слёзы выкрикивала Екатерина – выпив, она обожала выяснять отношения. – Вот ты, Зин! Ты меня разве люблишь?! – спросила она, прищурившись.
– Люблю, люблю, – ответила Зинаида Матвеевна, только чтобы отвязаться от сестры.
– Врёшь! – разоблачающим тоном прогремела Катерина. – Ни черта ты меня не люблишь! Я знаю, ты Антонину больше любила!
– Не трогайте мою маму! Её давно нет с нами! И нечего обливать грязью её светлое имя! – Истерично заголосила Милочка – художница-плакатистка и, сильно ударив Константина по руке, тянувшейся к бутылке, процедила сквозь зубы: – Хватит пить! Остановись!
– Аврора! – угрожающе сказала Зинаида Матвеевна – та покатывалась со смеху над очередной шуткой Зорина.
– Чего?
– Чего! Верхнюю пуговицу застегни – вот чего! И прекрати тоже пить! Хватит уже!
– Да нет тут у меня никаких верхних пуговиц! – хохоча, ответила Аврора, не обращая внимания на шипение Милочки и матери, на их полные злости и ненависти взгляды...
– Идиотка! – прошептала Зинаида Матвеевна и, съехав с соседского стула под стол, принялась всем поочерёдно отдавливать ноги, тщетно пытаясь найти Аврорину ступню.
В остекленевших, пустых глазах Ивана Матвеевича мелькнула мысль, он хлопнул рюмку водки, затянул было свою любимую песню:
– Др-р-рались по-гер-ройски, по-рррусски два друга в пехоте морской. Один пар-р-ень бы-ыл калужский, дррругой паренёк – костромской... – но вдруг замолк и закричал: – Галь! А я скажу им! Всё как было скажу!
– Что, Ванечка?! Что ты им скажешь?! – испуганно спросила у него супруга.
– Вот я всю жизнь вас спрашиваю! – каркнул он. – Почему я провоевал всю войну, а до Берлина не дошёл! И почему мне не суждено было сорвать фашистское знамя с рейхстага!
– Не надо, Ванечка! Молчи! Завтра же пожалеешь об этом! Не позорься! – останавливала его жена.
– А я не позорюсь! Это разве позор? Правду сказать – это позор? Я вас спрашиваю?! – и он окинул собравшихся вопрошающим взглядом.
– Не-е, Иван Матвеевич!
– Какой же это позор, дядь Вань?
– Совсем это не позор! – поддержали его родственники.
– Во дурак! Сейчас, наверное, такое отмочит, что у всех уши завянут! – воодушевился Владимир Иванович, плюясь и потирая руки.
– Я говорил вам, что всю войну прошёл! А это не так совсем! Я только шесть месяцев на фронте был! А потом... Потом... – Иван Матвеевич снова истерично заплакал. – Этот мерзавец Быченко ружьё чистил и в меня попал нечаянно. Прямо в заднее место! – и он рассмеялся сквозь слёзы. – Вот сюда, – он привстал, извернулся и показал, куда именно угодил его рядовой товарищ. – В правую булку! И меня демобилизовали! И ни в какую атаку я ни разу не ходил!
– Ваня! Что ты?! Что с тобой?! – дёргая мужа за рукав, вопрошала Галина Тимофеевна.
– Не ходил я ни разу в атаку! Да! Все шесть месяцев то в окопе, то в землянке так и просидел! И не потому, что боялся! А потому, что не успел просто!
– Ха! Не успел он! За шесть месяцев! Ну я не могу! – Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п – тук, тук, тук, тук, тук.
– Иван! Замолчи! – прикрикнула на него супруга. – Всё это не так, товарищи! Он просто лишнего выпил!
Ознакомительная версия.
