Прошествовав на кухню, Люси подошла к холодильнику и, не заговаривая с матерью, полезла в морозильную камеру за льдом. Нужно было приложить к рассеченной губе, которая пылала так, словно её огнем обожгли. И, судя по всему, намечалась немалая опухоль. Зеркало в комнате отразило печальную картину, но она была правдива. Все без прикрас, как есть.
Кристина тоже сделала вид, что появления дочери на кухне не заметила. Она продолжала нарезать овощи в салат, как будто это было самым важным занятием в её жизни и ничего более существенного её не занимает. Женщина никак не могла смириться с выбором Люси. В голове не укладывалось, как её дочь могла позариться на такого парня, как Дитрих. Ведь не было в нем ничего особенного, кроме показного лоска, излишнего самомнения или даже, скорее, самолюбования и уверенности в том, что весь мир у него в кармане. Он был наглым, задиристым и просто... Просто отвратительным. И голос у него был мерзкий. Кристина хорошо его запомнила. На самом деле, голос у Дитриха был красивым, просто мисс Вильямс никак не могла смириться с тем, что увидела сегодня на катке и придумывала себе причины для ненависти. Цеплялась к каждой мелочи.
Её поведение не было таким уж странным и необъяснимым.
Давно известен тот факт, что выбор детей редко получает одобрение со стороны родителей. Каждый любящий родитель хочет своему ребенку счастья, искренне полагая, что детям найти свое счастье самостоятельно – невозможно. Слишком мало у них жизненного опыта, так называемой житейской мудрости, которая поможет избежать многих ошибок и, действительно, получить свой кусочек счастья, а не море разочарования. Детям свойственно совершать ошибки. В большом количестве.
Люси совершала уже вторую ошибку подряд.
Первым её проступком стал Паркер. С ним все вроде бы благополучно разрешилось. Но стоило только ему отойти в сторону, как на горизонте замаячил этот новенький. Выбирая между ними, Кристина быстрее согласилась бы вручить судьбу дочери в руки Эшли. Он хотя бы казался не таким развязным, вспыльчивым и показушным. Дитрих же напоминал ей собственного мужа. Такая же кобелиная натура, сформированная под влиянием повышенного спроса на его персону.
За спиной у Ланца есть багаж из нескольких разбитых сердец. В этом Кристина почему-то даже не сомневалась. И дело было не во внешней привлекательности. Нет. В школе было много гораздо более симпатичных парней, нежели Дитрих. Зато у него были деньги. Вильямс неплохо разбиралась в брендах, потому не могла не отметить того, в какие вещи одевался Ланц. И джинсы его, и сапоги были остромодными и довольно дорогими. Как, впрочем, и черный френч. Золотой мальчик, не иначе. Глядя на него, Кристина тогда ловила себя на мысли, что подсознательно ждет, когда же он перестанет себя сдерживать и забросит ноги на её стол, всем своим видом выражая презрение. Странно, но он этого так и нее сделал. Зато, пока она знакомила его со школьными правилами и объясняла все, что нужно знать ученику, он так и не удосужился убрать с лица скучающее выражение. Ему, на самом деле, было наплевать на все, что она говорила, и он не пытался скрыть от нее этот факт.
Почему-то у Кристины даже сомнения не возникло в том, что этот самовлюбленный тип будет пользовать популярностью среди школьниц. Они вообще, в большинстве своем, были очень падки либо на сладких красавчиков, либо вот на такие экземпляры, что кичатся своим богатством, считая, раз у них есть деньги – они короли всего мира. Но она даже предположить не могла, что одной из поклонниц Дитриха станет её собственная дочь. Впрочем, это был её промах. Она слишком расслабилась с тех пор, как Паркер сошел с дистанции, перестала следить за дочерью. Вот и пришла к такому плачевному результату. Если бы она больше времени уделяла воспитанию...
– Мама, поговорим? – раздался сзади голос Люси.
Кристина на время замерла с ножом в руках. Она была уверена, что дочь не станет первой начинать разговор. Скорее всего, в очередной раз разобидится, будет демонстративно заходить на кухню, ни слова не говоря, а потом уходить к себе и хлопать дверью так, чтобы и на первом этаже услышали. У папочки все крохи подхватила. Тот тоже после ссоры удалялся к себе в кабинет, хлопал дверью. Сидел в кабинете часами и пил. Люси, конечно, не пила. У нее совсем не было тяги к спиртному. К курению она тоже относилась отрицательно, потому можно было не опасаться. Вильямс знала, что дочь за сигареты не схватится и алкоголем себя травить не станет. Это для нее слишком вульгарно. Люси просто будет плакать в одиночестве.
Как к алкоголю и сигаретам относится Дитрих оставалось только догадываться. Кристина не сомневалась, что он пробовал и то, и другое. Частенько такие развращенные детки из богатых семей неравнодушны ко всякой мерзости. Они пьют, курят, а бывает, еще и наркотиками балуются.
Кристина отчаянно желала вылепить из Дитриха монстра, потому приписывала ему все, что только можно и нельзя. На самом деле, Ланц не курил, да и, в принципе, относился к курению негативно. Постоянно дымящий Паркер ввергал его в уныние. Точнее, сама по себе вредная привычка Эшли его совершенно не трогала. Угнетало то, что такой человек может отказаться рядом с Керри. Дитрих искренне считал, что ответственен за жизнь своей родственницы, как в целом, так и за личную, в частности. Ему хотелось, чтобы рядом с сестрой был надежный человек, не тяготеющий ко всякой гадости вроде курения, но... Как он и говорил ранее, девушек всегда тянет к идиотам.
Дитрих ассоциировался у Кристины с гадюкой, замаскированной под безобидного ужа. Этакая гадюка в сиропе, которая привлекает к себе внимание, старательно соблазняет, искушает свою жертву, а потом, стоит только жертве расслабиться, наносит удар исподтишка. Жалит, запуская яд в кровь, и яд этот смертелен. Яд тот именуется очарованием порока. Достаточно один раз поддаться искушению, и принципы будут посланы к черту, а здравый смысл отправлен в ссылку.
– Давай поговорим, – произнесла Кристина, отложив нож в сторону и отодвинув разделочную доску от края стола. – О чём именно?
– О сегодняшнем дне.
– И что же?
– Зачем ты это сделала?
– Что именно? – улыбнулась Вильямс, разглядывая ногти.
Словно они требовали к себе больше внимания, чем дочь. Люси это показное равнодушие раздражало. Она понимала, что мать над ней в очередной раз смеется. Во всяком случае, серьезно её не воспринимает, считая, что её возмущения – проявление подросткового духа противоречия, не более того.
– Ты сама прекрасно понимаешь, о чем я. И не надо сейчас делать вид, что это обычная история. Неужели ты не понимаешь, что своими методами воспитания добиваешься обратного результата? Фактически провоцируешь меня на совершение глупостей.
