Но это не имело для меня никакого смысла, потому что Бреннан, с которым я имела дело в тот выходной, был невероятно напряжённым.
По пути домой мы купили еды на вынос. Он сказал, что мечтал о "Голубом лотосе" с тех пор, как последний раз был в Канзас-Сити, и я была рада удовлетворить его просьбу.
Мы разложили еду на обеденном столе, и уткнулись в острую курочку и говядину с брокколи.
— Вон она, — сказала я ему, когда он откусил свой спринг-ролл. — В целости и сохранности.
— Ты её передвинула, — сказал он обвиняющим тоном.
— Если честно, я даже пробовала поиграть на ней, — сказала я и беззаботно засмеялась.
— Что?
— Ты так легко научился играть на пианино. Я подумала, может быть, у меня такая же суперспособность. Похоже, что нет.
Я снова улыбнулась, вспомнив, как я несколько раз держала его Фендер у себя на коленях. Сидя на диване со скрещёнными ногами, я пыталась разбудить богиню музыки, которая была похоронена внутри меня. Если честно, мне просто был нужен повод, чтобы подержать его гитару. Я знала, что у меня не было к этому способностей. И мне они были не нужны. Так как они были у Малачи.
— У тебя есть суперспособность, — настойчиво сказал он. — То, что я делаю за пианино, даже близко с ней не стояло.
— Ага, моя суперспособность родилась благодаря длительным часам тренировок, в то время как мои властные родители стояли надо мной и выкрикивали угрозы, чтобы я ещё сильнее старалась.
Он улыбнулся и стал гонять еду по тарелке своими палочками.
— Лия и Марк лучшие.
Я закатила глаза, услышав то, как нежно он произнёс имена моих родителей.
— То же самое они думают о тебе. Ты их третий ребёнок, которого у них никогда не было, но которого они всегда хотели.
Он посмеялся тому, как я подразнила его.
— Ага, а мои родители считают меня ребёнком, которого они никогда не хотели, но с которым им всё равно приходилось мириться. Так что, всё закономерно.
Он редко говорил о своих родителях. И под "редко", я имею в виду "никогда". Когда мы уехали из Сент-Луиса, чтобы записываться в Лос-Анджелесе, они для него словно умерли. И тому была причина.
Так же как и он, я была рада отделаться от них.
Через два года после того, как Кэйд, Малачи и я покинули город, они переехали из района, где жили мои родители, поэтому я даже не знала, чем они сейчас занимались. И были ли они ещё живы.
— Что с ними сейчас? Я давно их не видела.
— Отец ушёл в отставку из силовых структур, — сказал он отрешённым голосом. — Теперь он помогает кому-то управлять охранным предприятием. Мама всё ещё работает в транспортной компании. Они одиноки и несчастны. В общем, всё по-старому.
Мой желудок скрутило в узел. Я наклонилась вперёд и накрыла его руку своей.
— Я так рада, что ты от них сбежал. Они тебя не заслуживали. И Рути тоже.
— Я недавно смотрел документальный фильм про одного альпиниста. Его мама ужасно с ним обращалась. Никогда не говорила, что любит его. Относилась к нему, как к мусору, — Он подался вперёд и, удерживая мой взгляд, понизил голос. — Благодаря ей он стал одним из величайших альпинистов-одиночек.
Он непринуждённо пожал плечами, и мои мысли забегали в голове, в попытке уследить за тем, что он говорил.
— Иногда ужасные родители это просто ужасные родители. Но иногда они заставляют детей становиться великими. Не сами по себе. А потому что ребёнок учится упорству, вопреки им.
— Ты хочешь сказать, что они стали причиной твоего успеха?
Ярость начала закипать у меня в крови. Не потому, что я не была согласна с его утверждением, а потому что всё ещё злилась на них за все те моменты, когда они не были добры к Каю, когда не обращали на него внимания и издевались над ним. Он заслуживал гораздо большего, чем такое детство, и таких родителей. Я полностью отрицала идею того, что они были причастны к его успеху.
Он усмехнулся, увидев мои сжатые кулаки и сердитую гримасу.
— Я хочу сказать, что я не думаю, что был бы здесь, если бы они любили меня и заботились. Меня преследовало сильное желание доказать им, что они были не правы, поэтому я был намерен стать успешным, — он сделал глубокий вдох, наклонился вперёд и развернул свою ладонь так, что теперь мы по сути держались за руки. — Они не должны были делать всего того, что они делали со мной. Но я их простил. Я помирился с ними.
Его слова имели для меня мало смысла. Что он сделал? Когда? А главное, зачем?!
— Это один из этапов программы реабилитации?
Это казалось логичным… рациональным. Я могла согласиться с тем, чтобы простить их, если это было частью процесса выздоровления.
Он улыбнулся, и его улыбка была одновременно грустной и нежной.
— И да, и нет. Но в основном, нет. Это больше связано с тем, что мне надо было отпустить. Я провёл столько лет своей жизни с этой злостью на них. Я позволил ей отравить меня, уничтожить. Уничтожить мой успех. Уничтожить все хорошие и прекрасные вещи в моей жизни. И хотя их больше не было рядом, я всё ещё позволял им всё портить. И я устал от этого.
Все мои внутренности превратились в воду. Я едва могла сдерживать себя.
— Ты серьёзно?
Он взял мою руку, нежно обхватив мои пальцы, а потом прижал её к своей груди. Его сердцебиение было сильным. Размеренным.
— Я многое упустил, Кловер. Та ночь в Торонто… это был не я…
— Тебе не надо ничего объяснять, — сказала я ему. Я отчаянно пыталась увести его в правильном направлении, подальше от чего-либо отравленного. От его родителей. Алкоголя. Наркотиков. Директоров. И если бы пришлось, от себя.
Он смотрел на меня своим неумолимым взглядом.
— Нет, надо, — он облизал губы, что заставило моё сердце затрепетать. — Всё, что ты тогда видела. Эта бутылка с виски. Это была ошибка. Я вообще не планировал её пить, но я понимаю, как опасно было подвергать себя этому искушению. И прости, что это так долго продолжалось.
— Тебе не надо передо мной извиняться.
— Надо, Кловер. Определённо надо.
Я кивнула, молча согласившись с ним. Он настолько твёрдо это решил и так серьёзно к этому относился, что я даже почувствовала неловкость. Когда я всего лишь хотела смести всё то, что произошло, под ковёр и полностью забыть об этом, он решил вытащить все проблемы наружу, пролить на них свет и заставить меня посмотреть на всё это.
Боже, быть может, именно это я и должна была делать всё это время? Его зрелость, несмотря на ту ошибку, которую он совершил в Канаде, заставила мои щёки вспыхнуть от стыда. Я хотела быть как он. Я хотела принимать свои ошибки и смотреть людям прямо в глаза, когда я перед ними извинялась.
Я хотела расти каждый раз, когда у меня что-то не получалось, и взрослеть, когда это было нужно.
Теперь он влиял на меня уже совершенно иным образом. Вместо привычной боли и жалости, которую я к нему испытывала, я почувствовала надежду и обожание.
Ах да, страх тоже никуда не делся. Так значит, вот кем он теперь стал? Было ли это навсегда? Или он в любую секунду мог снова нырнуть вниз головой в бездну?
Он сжал мою руку и наклонил подбородок, пытаясь поймать мой ускользающий взгляд.
— Прости, что из-за меня тебе пришлось пройти через это. Прости, что заставил тебя переживать, потому что ты не знала, где я. И прости, что кинул бутылку в стену. Я учусь контролировать свои эмоции, но я не идеален. Я сломан и испорчен, и я работаю с тем, что у меня есть, — от его самоуничижительной улыбки слёзы подступили к моим глазам. — Но это не оправдывает моего поведения. Ты простишь меня?
— Ты меня не напугал, — искренне сказала ему я. — Я испугалась за тебя. Я знаю, что ты не причинил бы мне боль намеренно.
— Знаешь?
— Да, — прошептала я, вложив в эти слова всё, что у меня было.
— А ты знаешь, что себе я тоже никогда больше не причиню боль? — спросил он.
Его вопрос заставил воздух вырваться из моих лёгких. И я почувствовала, будто начала падать вниз, лишившись опоры.
