— Будем, — согласилась я. — Но только в выходные. Я решила, что буду помогать Вадиму с бизнесом. Надеюсь, он найдет для меня местечко. Да и… хочу доучиться.
— Снова ты стала скучной заучкой, Миронова, — скорбно вздохнула Инна и тут же весело засмеялась: — Ладно, шучу я, шучу! Тоже не собираюсь сидеть на шее у мужа.
— И чем хочешь заняться?
— Не знаю, может… открою салон красоты, или что-то в этом духе. — Она покрутила маленькую ложечку и, опустив в вазочку, вытащила свежую ягоду, дополнявшую десерт. — Для начала надо родить это чудо, которое поселилось в моём животе. Господи, до сих пор не понимаю, как я вляпалась в такое, — новый смешок.
— Поверь, — я глянула на дочь, — это самое лучшее, что с тобой могло произойти.
Инна тоже посмотрела на Янину. Улыбнулась мягко, совсем по-женски. Сложно сказать, изменила ли её беременность. Мне казалось, что не особо. Только во взгляде появилось что-то новое и улыбка стала особенной. Как будто Инна улыбалась самым сердцем.
— Ох, не уверена, — вслед за ягодой, Инна зачерпнула пломбир и тоже отправила в рот. Откинулась на спинку диванчика, кончиками пальцев провела по округлившемуся животику и взяла вазочку в руки.
Зеленый чай пользовался у неё куда меньшим успехом, нежели мороженое, тогда как мне сладкого не хотелось совсем. Несколько раз я макнула пакетик в кипяток. Хотела сделать глоток, и в этот момент телефон у меня в кармане завибрировал. Достала, разблокировала его и, поджав губы, вернула обратно.
— Инн, можешь посидеть с Янкой несколько минут? — попросила я, поднявшись. Взяла сумочку и накинула ремешок на плечо.
— А ты куда?
— Дело есть одно, — уклончиво ответила я. — Посидишь?
— Конечно, иди, — расспрашивать она меня не стала, и я была ей за это признательна. Вместо этого она пересела на моё место. Причмокнула губами, глядя на Яну: — Мы тут наедимся вредной еды, пока мамочка не видит. — Перевела взгляд на меня. — Иди, иди! — хитро хмыкнула подруга.
Еще несколько секунд я простояла рядом со столиком, глядя на них. Подруга и дочь: часть моей семьи. Уголками губ улыбнулась собственным мыслям и быстрым шагом направилась к стойке регистрации, смс с номером которой пришла мне только что.
— Я рада, что ты пришел, — обратилась я, подойдя к ожидающему меня отцу. — Несмотря ни на что… Рада.
— Алина, — он заметно постарел. За те несколько месяцев, что прошли со дня, когда я наотрез отказалась оставлять ему квартиру, мы не виделись ни разу. Я смотрела на него, ища в нем хоть что-то из того прошлого, где была счастлива. Мама, я, он… Ведь было же у нас когда-то что-то хорошее. Было. В памяти даже всплывали фрагменты, картинки, только казались они снимками из чужого фотоальбома. Просто картинки и ничего больше. И всё же я была действительно рада.
Отец замялся, и я поняла, что приехал он вовсе не попрощаться. Хотя именно этого я и хотела, отправляя ему смс с датой и местом вылета. Радость, затеплившаяся было внутри, погасла. Наивная… Что бы я ни говорила, как бы саму себя ни уговаривала, он все равно оставался моим отцом. И мне было больно, что все у нас так случилось. Но отступать я была не намерена.
— Если ты снова хочешь попытаться уговорить меня отдать квартиру тебе, — с раздражением проговорила я, — то зря приехал. Поверенный Вадима уже занимается продажей.
Как бы ни сильно было мое желание побыстрее закончить обмен, Вадим попросил меня не торопиться. Даже не попросил — посоветовал, и к совету его я прислушалась. Торопиться мне действительно было некуда. Если поначалу я была согласна на первый же попавшийся вариант, теперь понимала — нет. После просмотра трех квартир мне стало ясно, что первая была, мягко скажем, так себе, и, если бы я искала квартиру только для себя — одно дело. Но теперь у меня была Яна.
— Алина! У меня ведь семья! Маленькая дочь. Твоя сестра! Риточка, она…
Договорить я ему не дала:
— Хватит давить мне на жалость, папа! Не поможет. Мы все уже решили.
— Да зачем тебе наша халупа?! Ты же теперь вон какая богатая!
— Богатая не я, — отрезала, — а человек, который для меня и моей дочери сделал намного больше, чем ты за всю мою жизнь. Поэтому не нужно давить на жалость. Мне все равно, где ты будешь жить со своей женой и дочерью. Я хотела увидеть тебя, думала… Думала, что буду скучать по тебе. Но нет, — усмехнулась. — Теперь понимаю, что нет. И если уж на то пошло, чтобы купить эту, как ты выразился, халупу, мама работала всю свою жизнь. Моя мама, — ещё жестче, хотя воспоминания о маме всегда отзывались в сердце болью. Сейчас именно эта боль давала мне силы смотреть на отца прямо и быть стойкой. — Так вот пусть женщина, которая родила тебе вторую дочь, идет и пашет для того, чтобы купить свою халупу. На этом всё. Будь счастлив, отец, — смотрела ему в глаза и думала о том, что я все же набитая идиотка. Никогда он меня не любил. Никогда не любил маму. Хотела уйти, но всё-таки добавила:
— Знаешь… мама умерла, понятия не имея, какая ты сволочь. За это я тебе благодарна.
— Да что ты понимаешь, — разочарованно вздохнул отец.
— Достаточно, — кивнула, перехватив соскользнувший ремешок сумочки. — Прощай, отец.
— Алина! — донеслось мне в спину, но я не остановилась. Прежде всего потому, что больше ничего не хотела слышать. Ни слушать, ни слышать, ни знать. Злилась на человека, который, как и всё тут, совсем скоро должен был остаться в прошлом. На отца, который так и не стал мне отцом. И опять больно. Как будто по артерии бритвой, как будто кровь в разные стороны. Но это было не единственной причиной того, что я даже не обернулась. Слезы. Они все-таки застлали глаза, пусть даже умом я понимала — не стоит. Не за чем.
Наверное, мне стоит перестать быть вечно жалеющей всех жертвой. У меня впереди новая жизнь. В это самое мгновение я дала себе слово, что построю её так, чтобы моя дочь могла мною гордиться. И моя мама… моя мама тоже могла бы мной гордиться. Пусть даже она уже не здесь, пусть даже я больше никогда не смогу обнять её, не услышу её голос, она будет гордиться мной. Смотреть сверху и гордиться. Обещаю.
Олег
Сегодня она улетает в чертову Америку. Я знал номер рейса, точное время вылета, аэропорт. Я мог бы попытаться остановить её. Я мог бы погнаться за ней следом. Все это, черт возьми, я мог бы сделать! Мог бы, если бы не понимал — Алина не вернётся. Вернуть силой? Вряд ли, пусть даже это бы я тоже мог. Права винить её за то, что она предпочла благополучную жизнь за пазухой у Козельского едва ли не вечной борьбе с моими демонами у меня не было. Умом я понимал это, хотя во всём, что касалось этой девочки, разумного во мне изначально было не много. Борьба внутри меня продолжалась до последнего. До того самого момента, когда я, откупорив бутылку пятидесятилетнего виски, плеснул в бокал столько, чтобы выпить наедине со своей собственной темнотой. Мне уже вряд ли удастся выбраться, а она… пусть почувствует жизнь, увидит её, настоящую.
Свет в гостиной был выключен. За окном уже сгущалась ночь, и комната освещалась лишь проникающим внутрь светом уличных фонарей. Я опустился в кресло.
Покачал бокал в руке и посмотрел на светлое пятно за стеклом. Жизнь с маленькой кнопкой, отчаянно борющейся за своё право увидеть этот мир с самого начала. Янина. Действительно красивое имя. Достав из брючного кармана смартфон, я нашел фото, что прислала мне Инна пару недель назад. Алина, уставшая, но такая счастливая, и маленький комочек, который она прижимала к себе. Отпустить её. Могу ли я хоть раз в жизни поступить правильно? Ведь оставить её — самое верное решение.
Взгляд мой от экрана устремился поверх телефона к каминной полке. Там, прямо по центру стояла урна с прахом жены.
— Только ты и осталась со мной, Аня, — выговорил я, снова блокируя телефон, неотрывно рассматривая урну. — Только ты.
Взял с пола бутылку и плеснул ещё немного виски. Сделал глоток и поморщился. Пойло с пятидесятилетней выдержкой… А на губах всё ещё привкус прощального поцелуя. Вкус Лининых губ я буду помнить всегда. А со мной… Аня. Ставшая серой вечностью Аня и та иллюзия счастья, тот рисунок, который она отдала мне в нашу последнюю встречу. Я, она и наш сын.
