будет двигаться так же медленно и нежно, как вдруг шумно выдыхая, забываю обо всем. А все потому что руки Богдана уже переместились с груди на ноги, бедра, вернее даже внутреннюю их часть, так близко к самому интимному месту. Я сжимаю ноги, но Богдан ловко раздвигает их, продолжая одной рукой массировать ноги, а другой кружа около промежности. Я застываю, пальцы на члене сжимаются крепче, пока Богдан дразнит меня, даже не пытаясь прикоснуться к половым губам.
Он сам двигает членом в моей руке, пока я пытаюсь дышать от бурного предвкушения, от сладости, которая течет по моим венам, только от этого чертового массажа.
– Может ты просто трахнешь меня-терпеть сил нет. Вдруг чувствую, как свет, который пробивался сквозь темный платок, погас, а член, что был в руке, теперь елозит по щеке. Я чтобы отвлечься, хоть немного сбавить градус, как сбавляют опьянение горячим кофе, открываю рот, чтобы принять член в рот. Умом я понимаю, что сейчас Богдан на мне, и, возможно, стол может сломаться, а с другой стороны он пальцами творит какое-то чудо у меня между ног, при этом даже не касаясь самого сокровенного. А стоит ему коснуться, легонько, кончиками пальцев, как я мычу, чувствуя, как во рту пульсирует твердая плоть. Это не массаж, это даже не брачная ночь-это самая что ни на есть пытка. Самая эротичная пытка.
Глава 23. Богдан
Мне очень хочется, чтобы сегодня не заканчивалось. Чтобы Аня была всегда такой. Мягкой, податливой, забавной, чтобы никакие проблемы больше не стучали в дверь. Ради такого я готов каждый день проводить сеанс массажа, особенно когда она с таким рвением берет в рот, чтобы хоть немного отвлечься. И это правильно, потому что я только начал, потому что сегодня она ощутит член внутри себя, только когда действительно будет к этому готова. Тогда, когда признается, что любит. Что больше не уйдет. Что поедет со мной в Лондон и будет каждую ночь со мной. Шантаж, о да. Но думаю Аня не сильно против такого шантажа, особенно когда мои пальцы все— таки коснулись заветной цели и стали мягко натирать, как будто рисуя узоры. Она дрожит, мычит мне в член, вынуждая и меня стискивать зубы и сдерживаться от того, чтобы не пихнуть ей член в самое горло.
Я снова и снова ласкаю пальцами половые, такие сочные розовые губки. Сначала одной рукой, потом подключаю вторую, пальцами которой легонько раскрываю лепестки, чтобы проникнуть в сладкое тугое нутро.
Сука – рвется стон, потому что она чертовски влажная и горячая. Уверен, что толкнись я сейчас туда всей длиной члена, она бы приняла меня и еще бы спасибо сказала. Но пока я сую только два пальца, чуть раскрываю, растягиваю другой рукой, легонько надавливая на клитор. Довожу до крайней точки, чувствуя, как она мычит, сжимает губы на стволе и тут же убираю руки, не давая ей дойти до крайней точки. Она недовольно рычит, пальцами находит мой зад и ногтями в него впивается, а я по влажной пизденке шлепаю, слизываю сочные капли с половых губ. А затем член достаю.
– Изверг, – хрипит она. – Кто так делает!
– Мы только начали, расслабься, – обхожу ее и ноги раздвигаю. Залезаю сверху, она вдруг шепчет.
– Хорошо ,что стол из натурального дерева, было бы эпично сейчас рухнуть.
– Ты не об этом должна думать, – хотя было бы действительно забавно. – Все твои мысли должны занимать только мои губы.
Я захватываю сосок губами, а в руку член беру, начинаю массажировать половые губы, иногда дразня Аню тем, что всовываю только головку. Она уже замолчала и только стонет, прогибается и руками столешницу обхватывает, ногти свои ломает.
– Богдан! Ты смерти моей хочешь, – а я тут же член убираю, сажусь, ноги под себя поджав, чтобы было удобно потом в нее до конца войти. Любуясь совершенством ее тела, пока она хнычет, – Ненавижу тебя!
Она хочет повязку снять, но я руки ее в стороны отталкиваю, а своими грудь ее сжимаю. Массирую, иногда цепляя и острые пики сосков. Снова и снова мну два небольших, но кругых полушария, почему-то думая о том, когда она будет беременна. Тяну руки ниже, к тонкой талии, животу, бедрам, киске. Беру член в руку снова и вожу по мокрой щели, вверх— вниз,доводя детку до очередного края, иногда проникая наполовину.
– Богдан! Я не выдержу, – она сама бедрами толкается, сама хочет меня в себя, я требую!
– Скажи, что любишь, и он весь твой. Я весь твой.
– Можно подумать, ты не знаешь, – рычит она и бедрами толкается, но я член вверх поднимаю, и она елозит по древку. Снова и снова. А я рукой щеки ее сжимаю, повязку с глаз срываю.
– Не знаю. Аня. Не знаю. Любишь меня?
– Люблю, – она губы кусает, смотря на меня так, как смотрят на солнце в раннее утро. – Убить тебя хочу порой, но очень люблю.
– Ну это у нас взаимно, – усмехаюсь я и на всю длину вхожу, одним четким движением. Аня встрикивает, выгибается, а я ее на себя тяну. Ноги выпрямляю, наслаждаясь тем, как лихо, на грани безумия она принимается скакать на моем члене. Я только поясницу ее держу и на каждый остервенелый толчок в себя ее вбиваю, чувствуя, как головка члена все жёстче пытается достать до самого края матки. Словно забить туда пару лишних сперматозоидов.
Чуть толкаю ее назад, любуясь скачущей грудью, провожу рукой между сисек и рычу, чувствуя, как близок к оргазму.
– Не спеши, теперь я все равно никуда тебя не отпущу.
* * *
– Богдан! – в ухо крик, а потом меня буквально сталкивают с кровати. Я тут же вскакиваю, готовый обматерить того, кто это сделал. А вижу только убегающий Анин зад. Туплю с утра. Что происходит?
– Ты ебанутая? Чего орешь. Мы легли два часа назад, – и я не то чтобы жалуюсь, было охуенно, член даже не поднимается, настолько счастлив,
