– Чувствуешь? – выдыхает. Киваю. – Оно только рядом с тобой бьется. Без тебя я все равно что мертв. Пойдем домой. Надо тебя переодеть.
Я столько готовилась к этой встрече, а сейчас ничего не могу из себя выдавить. Ни единого слова. Фил аккуратно подталкивает меня к лифту, вспоминает про цветы, подбирает их и запрыгивает в закрывающиеся створки. Капельки на лепестках наполняются светом от лампочки. Очень красиво…
– Можешь дать ими мне по башке, – вкладывает тяжелый букет мне в руки.
– Я хотела, – признаюсь ему, – но у меня больше нет сил злиться на тебя.
Между нами словно зависает неловкость. Двери лифта открываются. Выхожу первая. Филипп звенит ключами, пропускает меня в теплую квартиру.
– Ванная там, – показывает направление. – Я сейчас принесу во что тебе можно переодеться.
Уходит на второй этаж, приносит мне большие полотенца и свою рубашку. С улыбкой принимаю и быстро сбегаю под горячий душ. Голова кружится от волнения. Нам предстоит очень сложный разговор, прежде чем я расскажу ему самую важную новость. Только сегодня все не по плану. Тихо хлопает дверь, открывается шторка, и Филипп прямо в своей белой рубашке и черных брюках босыми ногами залезает ко мне. Прикрываюсь. Он обнимает, прижимает к себе. Мы стоим под горячей водой, совершенно уязвимые и онемевшие. Его сердце и правда так громко колотится, будто я держу его в своих руках. Пугающее чувство очень открытого доверия.
Он доверяет мне себя сейчас, как умеет только Дрейк. Молча и в то же время очень громко. Буквально кричит о своих чувствах, не говоря ни единого слова. Весь его страх, вся его боль. Он полностью открыт для меня. Так говорить и так доверять можно только если по-настоящему любишь.
– Тебе все равно придется объясняться, – отвечаю на его немой монолог.
– Я понимаю, – с трудом произносит каждое слово.
Помогаю ему снять мокрую рубашку. Расстегиваю ремень на брюках, пуговицу. Тянусь к ширинке, слышу, как шумно он сглатывает. Прилипшие к сильным ногам брюки падают на дно душевой.
– Дальше не надо, – он снова прижимает меня к себе.
Так приятно ощущать его кожей. Я больше не закрываюсь, а он осторожно водит пальцами по позвоночнику, вообще ничего больше себе не позволяя. Чувствую его желание. Внушительная, пульсирующая эрекция упирается мне в живот. Прижимаюсь к ней сильнее. Филу не удается полностью погасить вырвавшийся стон. Только он все равно ничего больше не делает. Его ладонь поднимается выше, гладит по волосам. Я чувствую, как дрожат его пальцы.
– Ты правда меня простила? – снова говорит с трудом. – Я же повел себя, как мудак, Лис. Я ненавижу себя за то, что сделал. И жить без тебя не могу. Меня ломает без тебя…
– Тихо, – прикладываю палец к его губам. – Я ужасно голодная. У тебя есть еда?
Фил перестает дышать, только удивленно моргает пару раз.
– Еда? – ошарашенно спрашивает.
– Да, Дрейк, – толкаю его в каменную грудь, – обычная человеческая еда. Согласна на бутерброды и горячий чай. Давай, отмораживайся, Фил! – дергаю его за руку.
– Прости, – мотает головой, – пойдем тогда. Сейчас что-нибудь закажем, – шлепает босыми ногами на кафель и тянет мне руку.
Закрываю воду, опираюсь на его ладонь, выхожу. Филипп разворачивает мягкое полотенце, заботливо укутывает меня в него, глядя строго в глаза.
– Мне тоже надо переодеться, – намекает на мокрые боксеры, которые все еще на нем.
Забираю выделенную мне рубашку, выхожу в гостиную и быстро надеваю ее на влажное тело. Полотенце вешаю на шею, сверху рассыпаю мокрые волосы и топаю к холодильнику.
– Да, Фил, ты вообще ешь? – бурчу себе под нос, вытаскивая сыр, молоко и две помидорки.
– Редко, – неожиданно отвечает за спиной. – Говорю же, я не живу без тебя. Оставь это все, я закажу сейчас нормальной еды.
– Нет, – кручу головой. – Я хочу эту. Твою, из твоего холодильника.
– Хорошо, – он, наконец, улыбается и снова сваливает наверх, придерживая полотенце на бедрах.
Хлеб найти оказалось немного сложнее. Он, кажется, позавчерашний, но вроде ничего. Меня от него не тошнит и это главное. Собираю для нас бутерброды, грею молоко в микроволновке. Филипп возвращается ко мне в домашних серых штанах и белой футболке, тоже явно домашней.
Садится на высокий барный стул. Ставлю перед ним стакан с молоком.
– Теплое? – морщится, обнимая его руками.
– Пей, чтобы не заболеть.
И совсем послушный Дрейк пьет молоко. Кривится, давится, но большими глотками опустошает стакан. Я не буду проверять, что еще он от меня примет. Все. Это и так очевидно.
Мы ужинаем в тишине. Вместе убираем со стола. Фил берет меня за руку и ведет к дивану. Сажусь, а он опускается на пол, устраивает голову у меня на коленях. Тут же запускаю пальцы в его волосы.
– Надо постричься, – целует меня в голую коленку.
– Мне так тоже нравится. Можно тебя тискать. Фил… Что произошло тогда между нами?
– Сядешь ко мне на колени? – поднимается с пола, садится рядом.
Я тут же перебираюсь в нему. Обнимает, очень бережно прижимая к себе.
– Хотел, чтобы ты меня возненавидела, – отвечает на мой вопрос. – Мне стало так страшно, что я и правда могу сломать тебе жизнь или еще хуже, убить тебя однажды своей несдержанностью. Мы когда в аварию с Марком попали, в моей башке окончательно все перевернулось. Бухой за рулем… А если бы вместо Марка была ты? Эта мысль не давала мне покоя, и я стал верить нашим отцам. Не подхожу… Опасен… Тебе без меня будет лучше… Я чувствовал себя чудовищем. Монстром, который обязательно тебя уничтожит. Который только и умеет, что рушить все вокруг себя и причинять боль. И я решил причинить ее тебе, чтобы ты ушла и не захотела вернуться и пожалеть меня. Ты бы не ушла иначе, Лис! – его голос дрожит и садится. – Но без тебя стало еще хуже. Я погрузился в такой личный ад. Думал, не выплыву. Ни думать, ни дышать не мог… В голове только ты и чувство вины. Ненависть к себе за то, что посмел обидеть тебя. Я люблю тебя, Лисенок. Я встану на колени снова, если ты
