бережно он присваивал ее тело, как двигался, заполняя собой, как дрожал, изливаясь в нее.
В нее...? То есть... Он что... Прямо вот так...?
— Тарновский! — прошипела Котоми, но сил не было, чтобы отстраниться.
— Я мог бы сказать, что все это случайность, Котенок, — раздался на ухо сиплый сбивчивый голос Мира, а потом, точно фокусник, парень вынул из кармана пиджака ленту с квадратиками фольги, — Но нет. Шаг, полностью продуманный мною. И учти, мне не сложно обзвонить все клиники города, чтобы уж наверняка никто не посмел ковыряться в твоей...
— Заткнись! — вяло попросила Котоми.
— А как же поругаться? — хмыкнул Мирослав и удобнее перехватил Кошку.
Ноги тоже плохо держали. И Мир всерьез подумывал утащить девушку наверх, в тишину спальни, где имелась отличная постель.
— Я не в настроении, — вздохнула Кошка и, шевельнувшись, вдруг сжала его собой так, что Мир ощутил прилив сил там, где секунду назад было спокойно и вяло.
Черт, не иначе, а у девочки в роду определенно были гейши! Ну или как там зовутся мастерицы в плотских утехах?
Конечно же, Мир не стал уточнять. Не хватало еще обидеть девчонку. Ему нужно еще ее уговорить на переезд, ну а потом и до свадьбы рукой подать.
Главное, узнать у брата, как ему удалось подобный фокус провернуть с Жасмин. Но потом, сейчас у Мирослава в планах был второй раунд. Ну а потом нужно все же выйти к гостям. В конце концов, Мир сегодня шафер на свадьбе Марселя.
— Неважно выглядишь, — сообщил Марсель брату, занимая свободное место на лавке.
— Взаимно, — фыркнул Мирослав, немного сдвигаясь так, чтобы Марс устроил объемный пакет между ними.
Глубокая осень была в разгаре. Жухлые листья шуршали под ногами, а в воздухе пахло снегом. И небо — тяжелое, свинцовое — нависло над головами близнецов.
Но этот день, пожалуй, был самым удивительным в жизни братьев Тарновских.
Муторным, волнительным, жутко нервным, но самым классным. Пусть близнецы умудрились и наломать дров за эти сутки, но зато сейчас, когда ночь уже прошла, занимался рассвет, и вокруг — ни души, было чертовски спокойно.
И хорошо.
— Ну, давай, за моего крестника! — хмыкнул Марс.
Отвинтив крышку с бутылки, Марсель передал трофей брату. Мирослав кивнул в знак благодарности.
— Давай, за моего! — дополнил Мирослав небольшой тост брата.
Марс откупорил и вторую, точно такую же бутылку спиртного. Негромкий звон стекла смешался с приглушенным смехом. И братья сделали пару глотков янтарной жидкости.
— Удивили нас девчонки? — будто прочитав мысли Мирослава, заметил Марс. —
Мартышки вредные.
— А час назад кое-то рыдал на все отделение со словами: «Жасмин, девочка моя, обожаю тебя!», — ехидно подметил Мирослав, несильно толкнув брата в плечо.
— Ну я ж пример с тебя брал, — фыркнул Марс и тут же передразнил близнеца: — «Котенок, Кошечка, единственная моя».
Мирослав рассмеялся громче. Да, еще два часа назад Тарновские отжигали под окнами родильного отделения. На тот момент они уже увидели своих сыновей, родившихся в один день, разницей в два часа. А поскольку молодых папаш подкосило столь радостное известие, то медперсонал настоятельно попросил парней удалиться.
Мир и Марс не переживали за здоровье любимых. На страже стояла Агата. В конце концов, профессиональные связи имелись, да и отец предусмотрительно помог с выбором не только клиники, но и специалистов для Жасмин и Кошки.
И вот, на рассвете, сидя на лавочке в ближайшем от роддома сквере, братья Тарновские решили немного отметить появление на свет своих сыновей: Рафаэля Мирославовича и Кристофа Марселевича.
Тарновские, после нескольких глотков крепкого алкоголя, сошлись на мнении, что пацанам пока лучше пожить без отчеств. По крайней мере, пока не научатся разговаривать. А то попробуй, выговори набор звуков и букв, означавших имена и отчества малышей. Это ведь язык сломать можно!
Но и давать сыновьям простые имена Тарновские не собирались. Это ведь нужно род продолжать. А Раф и Крис — вполне себе достойные имена внукам Карла Тарновского.
К слову, женам Марса и Мира было разрешено выбрать имена вторым детям в семействе. Конечно же, при условии, что родятся девчонки.
Кошка пусть и фырчала на Мира, но согласилась. Да и Жасмин не сказать, что была слишком уж недовольна. В итоге, все семейство было счастливо.
— Дожились! Бухаем в общественном месте? — раздался строгий голос отца, абсолютно неожиданно, застигнув Мира и Марса врасплох.
— Бать, да мы уже сворачиваемся! — оправдался Мирослав.
— Подвинься, бестолочь! — фыркнул Карл и уместился между братьями, поставив пакет на землю. — Вот ужас же! Дожил до седых волос. Вон, уже и дедом стал, дважды. А сыновья даже стакан воды, то есть, вискаря, подать не желают!
Карл Тарновский наигранно сокрушался, пока Марс вынимал из пакета еще одну непочатую бутылку. Лихо, сняв крышку, передал ту отцу.
Карл хмыкнул, взглянув на этикетку. А потом бросил хитрый взгляд на Мирослава.
— А что, мы без твоего любимого компота сидеть будем? — подколол отец сына.
— Да ладно, па, хватит подкалывать, — в шутку обиделся Мирослав.
Но да, с тех пор, как в его жизни появилась Кошка, вкусы у мужчины изменились. Даже напитки он стал предпочитать покрепче. И ездил быстрее. А чаще всего, на байке. Если без Кошки, разумеется. Свою Кошечку он в жизни больше не мотоцикл не пустит. И машина у него для жены имелась самая безопасная, похожая на танк, с кучей подушек безопасности и прочими дивайсами. Пусть брат и стебался над Мирославом, а с тех пор, как Кошка съехала в кювет однажды вечером, слава богу, без последствий и осложнений, а Мира переклинило на безопасности любимой.
Впрочем, Марсель тоже от брата далеко не ушел. Машина Жасмин даже при всем желании не могла разгоняться до опасной скорости. И мест в ней было семь, а не два. Словом, Тарновские отличались тем, что зорко следили не только за тем, чтобы к их дамам никто не лез, так еще и о безопасности пеклись.
А никто и не лез. Весь город знал, какими безбашенными могут быть братья, если дело касалось их жен. А еще все также знали, что и сами девушки способны постоять за себя. Особенно законная супруга Мирослава Тарновского. Девушку почему-то все звали Кошкой. Несмотря на хрупкую внешность и приятную улыбку, характер у мадам был адский. Ведьма, не иначе.