хочешь…
Алекс толкнул меня плечом и пошел сторону в спальни. Я смотрела на его отдаляющуюся спину и обижено глотала слезы. Жаль, что он так и не нашел слов, чтобы что-нибудь мне сказать. Я медленно побрела к выходу.
— Стой…
Я обернулась. Алекс шел навстречу, в руках он держал синий блокнот с золотым с замком, в моих вещах его не было.
— Он мне не нужен, выброси, — презрительно сказала я.
— Это не твой, — почти шепотом сказал Алекс, — прочитай…
— Что это?
— Просто прочитай его, — Алекс выглядел печальным, — и не надо ждать Герду, поезжай домой.
Я взяла в руки блокнот, ключ находился в замке, я попыталась сразу же открыть его, но Алекс накрыл мою ладонь и не дал его сделать.
— Только не здесь…
— Хорошо, — я сделала вид, что мне не интересно, хотя меня просто распирало от любопытства.
— Там не все… Не знаю, в каком настроении ты будешь в следующий раз, поэтому, думаю, лучше сказать сейчас…
Алекс взял долгую, томительную паузу.
— Я люблю тебя…
Я закрыла глаза и облегченно выдохнула, из груди вырвался еле слышный всхлип. Я чувствовала, словно с меня сняли тяжеленные оковы, которые плотно меня сжимали я не давали свободно дышать уже больше месяца. Я открыла глаза и посмотрела на Алекса. Он был очень взволнован и смущен, я видела, как сильно Огнарев волнуется, у него подрагивал подбородок, он проникновенно вглядывался в мое лицо и ждал, что я ему что-нибудь отвечу. Но я лишь слегла наклонилась вперед, коснулась лбом его груди и отпрянула назад.
Я протянула ему синий блокнот.
— Если там написано что-то плохое, я не буду это читать, — тихо сказала я, — я ничего не хочу знать, это не важно…
— Это важно, — ответил Алекс.
Я встала на носочки и обняла его за шею, прижимаясь к нему всем телом. Как же было здорово вдыхать запах родной кожи и чувствовать его тепло.
— Просто скажи, с Гердой действительно все в порядке, ты никому ее не отдал?
— Ну конечно же нет! Она же мой ребенок! — Алекс обхватил меня за плечи и сердце снова заныло, но на это раз боль была приятной.
Огнарев не дал мне насладиться моментом, он почти сразу расцепил руки и отошел от меня. У меня вырвался непроизвольный жалостный звук сожаления.
— Прочитай дневник, и если все еще захочешь обнять меня, я буду здесь.
— Хорошо, — сказала я шепотом и попятилась к двери.
— Подожди, — Алекс взял на полке связку ключей и вложил их в мою руку, — Я потерял свои ключи, пришлось менять замок.
На душе становилось все теплей, мне хотелось улыбнуться, но Огнарев был так печален, что это было не уместно. Я сжала его ладонь, все еще лечащую на моей руке, и нехотя распахнула дверь.
Я вышла из здания и меня вновь охватила тревога. Я ничего не хотела знать, что бы не было написано в синем блокноте, это ничего не изменит. Если Алекс любит меня, больше ничего не имеет значения. Я чувствовала, что готова закрыть глаза на все его отвратительные поступки, я могла смириться со всем, кроме его равнодушия. Я не хотела ничего читать, я хотела вернуться в квартиру и вцепиться в него губами, жадно целовать и трогать его, я хотела забыть обо всем, что уже знала и никогда не вспоминать. Но, судя по всему, Алекс приготовил для меня новую порцию информации, которая меня опять разочарует.
Конечно-же, я не поехала домой, я села на первую попавшаяся скамейку в сквере возле дома, положила тетрадь на колени, открыла замок и забегала пальцами по исписанным листам, возвращаясь к первой странице.
«Дорогой дневник. Зачеркнуто.
Салют… Зачеркнуто.
Дорогая Катя!
Вот видишь, я даже здесь все изговнял с самого начала… Прямо, как при нашей первой встрече…
Знаешь, на меня произвело большое впечатление история с дневником, который ты писала для своей мамы, и я решил, что должен написать для тебя что-то похоже, чтобы рассказать то, что ты должна обо мне знать. У меня нет таланта к писательству, поэтому возможно выйдет скомкано, но я попытаюсь собрать мысли в кучу, сейчас они хаотично крутятся в моей голове и я не знаю с чего начать…
Итак, давай знакомиться, меня зовут Саша, но я ненавижу, когда меня так называют, поэтому предпочитаю представляться, как Алекс. А все из-за того, что с самого детства я слышал, как истошно доносится: «Сашааа» из каждого угла, означающее, что я снова что-то натворил и сейчас мне влетит. У меня, как у дрессированной собаки, выработался рефлекс на это имя и когда я его слышу, я впадаю в бешенство. Про свою чудо- семью я тебе уже немного рассказывал, поэтому не буду заострять на этом внимание. Ах да…
Чистосердечное признание номер один- на самом деле, мою сестру зовут Маша, но к этому я еще вернусь. Перематываем.
Я кое-что упустил в рассказах о детстве. Годам к десяти, мне поставили невротическое расстройство и я периодически жрал всякие таблетки. Под препаратами мне немного легчало, но иногда я продолжал чудить. Однажды ночью, я поджег соседскую игровую площадку, на которую мне запрещали ходить. Тогда никто не пострадал, но буквально через неделю, я толкнул одноклассницу с дерева, она сломала ногу. Знаешь, что я почувствовал когда понял, что навредил кому-то? Ничего! Мне даже стало немного радостно, что ей тоже хреново.
Я, наверно, опущу все гадости, которые сделал, когда был сопляком. Но у всего этого был огромный плюс, отец стал называться меня зверенышем, а мать: «он», мерзкое имя «Саша» я почти не слышал.
К тому моменту, когда мы с тобой познакомились, я не так блистал, как раньше. Возможно ты не поверишь, но это время пришлось на достаточно спокойный период моей жизни. Я два раза успел полежать в клинике неврозов и еще два- в клинике лечения зависимостей, а еще имел условный срок за нанесение телесных повреждений средней тяжести. В тот раз, мне не помогли связи отца, так как я избил парня, прямо под камерами, записи с которых сразу изъяли. Если бы так происходило каждый раз- я бы давно сидел.
Чистосердечное признание номер два.
Когда мне было двадцать, я сломал судьбу своей тогдашней подружки. Ее звали Лена, ей было восемнадцать, она профессионально занималась художественной гимнастикой и готовилась к своей первой Олимпиаде. Однажды после клуба, я сел за руль жутко пьяным, я хотел отвезти ее домой. Мне нравилось перед ней красоваться, я
