– Милая… – прохрипел он, услышав свое имя, повторенное снова и снова. – Я грезил об этом во сне и наяву. Я просыпался и звал тебя, однако доктора оглушали меня снова. А твой крик все звучал у меня в ушах, но я не мог прийти к тебе.
Рейн не поверила его словам, сочтя их милой ложью любовника. Все же ей было приятно узнать, что его душа точно так же тосковала в разлуке.
Корд услышал ее стон, почувствовал дрожь ее тела, и все мысли выскочили у него из головы. Он стиснул руки и навалился на нее. Нога напомнила о себе адской болью.
Он прошипел проклятия, сжав зубы.
– Позволь мне, – прошептала Рейн и мягко перевернула его на спину. Затем выбралась из кровати, чтобы раздеться. Он наблюдал за ней горящими глазами, и от этого взгляда у нее сладко заныло сердце. Рейн встала на колени возле кровати и стянула с него рубашку. Снимая с Корда слаксы, она старательно облизывала дорожку из черных как ночь волос, сбегавшую по животу к восставшему доказательству его желания.
Он тяжело дышал, испытывая почти болезненное удовольствие. Ее горячие ласки обещали ему воистину райское блаженство.
– Как вкусно, – мечтательно проговорила она.
– Иди сюда, моя сладкая наездница.
Хитро улыбаясь, она занялась его ботинками.
Он легко пробежался пальцами по ее позвоночнику от затылка до ягодиц.
Она задрожала; его ботинки полетели на пол.
Его рука скользнула в расселину между крепкими аппетитными полушариями, пока он не обнаружил скрытый огонь.
Рейн затаила дыхание, изнемогая от желания. Его прикосновения вызывали в теле сладостную боль. Она забыла о том, что делает, забыла даже, что надо дышать. Ей казалось, что только та часть тела продолжала жить, к которой он прикасался.
Корд сдавленно простонал.
– Я мечтал об этом. Меня сковала зимняя стужа, я не мог двигаться, не мог кричать. Я хотел сокрушить все стены замка, чтобы их не было. Но меня ремнями привязали к кровати, такой же белой и холодной, как снег, как зима, заморозившая меня.
Дрожащая, беспомощная, Рейн сдалась на милость собственной страсти и застонала. Его голос ласкал ее, возбуждал, уводил в мир чувственных фантазий. А он не мог до конца поверить в то, что это не сон.
– Мне никогда не удастся раздеть тебя, – наконец проговорила она. – Я хочу прикасаться к тебе, чувствовать твою наготу, когда ты входишь в меня.
Нехотя он отстранил ее, а она потянула его слаксы вниз. Потом ее рука прошлась по новому шраму на бедре.
– Продолжай, – сказал он. – Все в порядке.
Он помог ей снять брюки, не задев свежую рану. Она побледнела.
– Боже мой! Что случилось? – резко спросила Рейн.
– После, – нетерпеливо произнес он. – Я хочу тебя.
– Она беспокоит тебя, когда ты лежишь на спине? – спросила она.
Корд улыбнулся.
– Иди ко мне.
Рейн уселась на него и медленно задвигалась, пока он не застонал от удовольствия. Она дрожала всем телом и видела по его сощуренным глазам, что он это чувствует.
Улыбаясь улыбкой собственника, он глубоко погрузился в нее.
Рейн жадно целовала его в губы, в шею, в грудь, пробуя его зубами и языком, точно так же как однажды он это проделал с ней. Его дыхание стало учащенным, а толчки – быстрыми и нетерпеливыми. Рейн закрыла глаза, чувствуя приближающийся экстаз.
Рейн с гортанным стоном припала к его губам. В этот миг они были близки как никогда. Дыхание их смешалось, тела слились в радости обладания, и сладостный миг высвобождения волновал кровь.
Обессиленная, Рейн упала на грудь Корда и перевела дыхание. Некоторое время спустя она очнулась и подняла голову, желая взглянуть на Корда.
На ее губах играла едва заметная улыбка, а в глазах светилось блаженство.
– Это ответ на мой второй вопрос, – с облегчением сказал Корд. – Тебе так же хорошо со мной, как мне с тобой. Ответь на последний вопрос. Почему ты не приехала ко мне?
Она захлопала глазами, совершенно не понимая.
– Куда?
– В госпиталь. Ты ведь послала мне монету с госпожой Удачей.
– Да, но…
– И ты сказала: «Отдай ему это, она ему нужнее, чем мне».
– Как я могла приехать к тебе? Я не знала, где ты!
Его глаза сузились.
– Тогда откуда ты знала, что я умирал и мне нужна была госпожа Удача? – Она побледнела и вздрогнула, словно от удара. Все самые дурные предчувствия, притаившиеся в душе, всплыли наружу. Любимый человек был в опасности. Он не сказал ей о том, как сильно скучал без нее. Он кричал, призывая ее к себе, а доктора глушили его лекарствами и привязывали к кровати.
Она беззвучно зарыдала. Она чуть не потеряла Корда и никогда бы не узнала, что он умер. Он взывал к ней, он нуждался в ней, а ее не было рядом с ним.
От этой мысли у Рейн защемило сердце. Дрожащими пальцами она пробежалась по его лицу, не замечая своих слез. Ком в горле не давал сказать, как сильно она любит его.
Он осушил ее слезы поцелуями.
– Ты не знала, не так ли? – спросил Корд.
Она кивнула.
– Тогда почему ты вернула монету?
Она дрожала, не в силах быть откровенной до конца. Корд не принадлежал ей душой и телом. Он принадлежал завтрашнему дню, и рано или поздно это завтра наступит.
– Монета твоя, и я не могла долго держать ее у себя, – безжизненно сказала она.
Корд ощущал, как Рейн отдаляется от него, закрывается от него на все замки и на все запоры. Он почувствовал слепую ярость и крепко обхватил руками лицо.
– Что ты говоришь? – требовательно спросил он.
– Ты приедешь и уедешь, как поступал всегда. Без всякого предупреждения, не говоря ни слова.
– Я не собирался схлопотать пулю.
Она осторожно нащупала новый шрам.
– Рана.., заживает? – осведомилась Рейн.
Он пристально посмотрел на нее.
– Что тебе сказал Блю?
– Ничего. Ни одного слова! Я не слышала ни звука ни от тебя, ни о тебе с той минуты, как ты исчез.
Корд устало закрыл глаза.
– Господи. – Когда его глаза открылись, они были бледно-голубые и очень ясные. – И все же ты побежала ко мне.
– Да.
– Ты звала меня.
– Да, – прошептала она.
– И ты занималась со мной любовью так, как если бы не было завтра, – А его и нет. Для нас есть только этот миг. А в следующий ты можешь уйти.
– Нет, – тихо сказал Корд.
Рейн мудро промолчала, не желая омрачать эту минуту бесполезными спорами.
– Хочешь есть? – спросила она, вылезая из кровати.
Он схватил ее за руку, вынудив повернуться к нему.
– Кофе? Черный, без сахара, правильно?
– Это все, что ты хотела у меня спросить?
– Нет.
– Разве ты не хочешь знать, почему я здесь?
Она отвернулась, чувствуя, как краска стыда заливает лицо.
– Что они говорят? – осведомилась она дрожащим голосом. – Отдых и покой, да? Солдаты отправляются в увольнение и снимают женщин.
