Ознакомительная версия.
– Всё? – спросила она. Парторг молчал. – До свиданья!
Зина с трудом удержалась от того, чтобы хлопнуть дверью его кабинета.
Все у нее внутри кипело от возмущения. Как же так можно?! Кого во враги хотят записать?!
«А кого всегда записывали? – сказал ей холодный голос разума. – Сосед Иван Ильич пятнадцать лет в лагере провел за анекдот, инвалидом вышел – он что, враг? А Коля Чердынцев? Он, конечно, за резким словом не постоит, но разве можно за это из МГУ в Вятлаг? Какой он враг народа, тем более английский шпион?»
Но эти мысли занимали Зину не дольше минуты. Она подумала о другом: надо же предупредить Леонида Семеновича!
В ординаторской Немировского уже не было. Зина бросилась к нему домой.
Леонид Семенович жил в той же комнате коммуналки Трифонова монастыря, ордер на которую ему выдали сразу по приезде в Киров. Недавно, когда приезжал их общий фронтовой друг, командир батальона Степашин, и Зина была по этому случаю у Немировского в гостях, она увидела, что и внутри комната не изменилась. Как повесила она когда-то ситцевые шторы, так они и висят. И скатерть на столе та, которую она постелила, домотканая, из маминого приданого, и алюминиевый чайник со вдавленным боком, купленный ею на барахолке.
Зина постучала в комнату, но ей никто не ответил. Она постучала сильнее, и дверь открылась под ее рукой.
– Леонид Семенович! – позвала Зина, входя. – Извините, что я так поздно.
В комнате никого не было, но понятно было, что хозяин недавно ужинал, наверное, с неожиданными гостями. На столе стояла полупустая бутылка шампанского, открытая баночка шпрот и большая коробка с необычными, в виде золотых стрел шоколадными конфетами. Зина никогда не видела таких конфет. Ей почему-то стало не по себе.
– Леонид Семенович! – еще раз позвала она.
Но это было уже глупо. Не в шкафу же он спрятался.
«А что это я так всполошилась? – подумала Зина. – Домой к нему прибежала на ночь глядя… Завтра в больнице увидимся, и обо всем ему расскажу».
Она вышла и плотно закрыла за собой дверь комнаты. А то открывается от первого же прикосновения, и кто угодно заходи.
Выйдя из монастыря, Зина направилась было к улице, по которой ближе всего ей было идти домой. Но приостановилась…
«Он же всегда любил по вечерам прогуливаться, – говорила она себе, возвращаясь к монастырю. – У Лукоморья мы с ним каждый вечер гуляли такой же вот весной».
Она прошла вдоль монастырской стены. От родника доносились негромкие голоса.
«Хорошо, что не ушла! – обрадовалась Зина. – Конечно, он вместе с гостем подышать вышел».
Она подошла поближе. Но прежде чем успела выйти из тени дерева, которое росло рядом с родником, образуя над ним раскидистый шатер, она услышала голос такой знакомый, что у нее онемели ноги.
– Тогда у меня не было другого выхода, Леонид, – произнес этот голос. – Мне приказали – я уехала. Но теперь…
– Ты снова врешь, Полина, – ответил Немировский. – Тогда врала, врешь и теперь. И ладно бы мне врала, в конце концов, я тебе всего лишь случайный любовник. Но твоя авантюрная природа заставляет тебя играть в опасные игры черт знает с кем. И ничем хорошим для тебя это не кончится.
– Не будь резонером, Ленечка! – засмеялась Полина. – Тебе это совсем не подходит. У меня природа авантюрная – пусть, согласна. А у тебя – очень мужская. У меня голова кружится, когда ты на меня только смотришь. А уж когда обнимешь…
Зинины глаза привыкли к темноте. Света луны было ей теперь достаточно, чтобы видеть каждое движение двоих, стоящих над родником. Сердце ее билось так, что она боялась, они услышат этот грохот. Но им было не до ее сердца.
Как только Полина произнесла «когда обнимешь», Немировский обнял ее. Она быстро вскинула руки, обняла его тоже. Он склонил голову, прислонился щекой к ее волосам. Они долго стояли так в молчании.
Зина тоже не могла пошевелиться. Только судорожно глотала слезы, подступающие к глазам.
«Когда она приехала? – сквозь эти мучительные слезы думала Зина. – Откуда она приехала и зачем, ну зачем?!»
Полина исчезла из Кирова через полгода после приезда Немировского. Именно исчезла – в один прекрасный день какой-то мальчишка принес Зине домой ключ и записку, в которой Полина благодарила за помощь и сообщала, что ей срочно приходится уезжать, нет возможности даже проститься, и пусть Зина теперь забегает поливать цветы. До своего поспешного отъезда она так и жила в Валиной комнате в Трифоновом монастыре, потому что Валя вышла замуж за своего друга по переписке и домой не вернулась.
Значит, в то время это и произошло – «случайный любовник»…
– Поедем, мой хороший, – сказала Полина, отстраняясь от Немировского. – Тебя здесь ничто не удерживает. Киров не фронт, Москва не тыл. Я тебя не дезертировать призываю.
– Я не могу тебе сейчас ответить, – помолчав, сказал он.
– Почему?
– Потому что я вышел из того возраста, когда решения принимаются сердцем.
– А я никогда из него не выйду! – засмеялась Полина. – Возможно, по этой причине мне придется умереть молодой. – Смех ее прервался, и она проговорила прерывисто: – Пойдем к тебе. Я только ради тебя приехала, хочу тебя безумно. Что же мы с тобой ведем себя так, будто этого не понимаем?
Немировский взял ее за руку, и они прошли мимо Зины, все ускоряя шаг.
Зина вжалась в ствол дерева. Но, наверное, даже если бы она вышла им навстречу, они бы ее не заметили.
Она не помнила, сколько просидела на лавочке у родника. Луна то заходила за облака, то выглядывала снова, ветер то поднимался, то опадал, как парус… Зина не чувствовала ни рук, ни ног, но не сознавала при этом, что замерзла.
– Ты что здесь делаешь? – послышалось над ней.
Она медленно обернулась, подняла голову. Голос прозвучал будто с неба, но не с неба, конечно, а из открытого монастырского окна. Николай Чердынцев высунулся оттуда чуть не по пояс.
– Зин, ты что там сидишь? – повторил он. – Холодно же!
Она не ответила и отвернулась. Через пять минут послышались быстрые шаги, и Николай подошел к лавочке.
– Зина! – Он потряс ее за плечо. – Очнись! Что случилось?
– Н-ничего… – с трудом выговорила она.
– А ну пойдем!
Николай подхватил ее под мышки и поднял с лавочки. Она пошла за ним, не понимая, куда он ее ведет, безропотно держась за его руку. И когда вошли в его комнату, она только зажмурилась оттого, что стало светло, а больше ничего не ощутила.
– Садись!
Николай посадил Зину на кровать, стянул с нее ботики, чулки и, присев перед ней на корточки, стал растирать ей ноги. Резко запахло водкой.
– Драгоценный продукт на тебя перевожу, – приговаривал он. – Ты мне за это обязана сказать, что случилось.
Ознакомительная версия.
