– Она сама купила, – изумленно возразил Андрейчик, – дорогое, за две тысячи рублей.
– Вот вы и прокололись, – нервно расхохотался Михаил Марленович, – моя девушка ни за что не надела бы платье, которое стоит всего две тысячи рублей. Ясин свадебный наряд обошелся мне в двенадцать тысяч долларов.
Ярослава знала, что ей давно пора вмешаться, да и слушать их недоуменную перекрестную беседу было невыносимо. Вот если бы только кто-нибудь из них дал ей хоть слово вставить.
– Во ско-олько? – недоверчиво протянул Максим. – Да вы издеваетесь. Платье не может столько стоить… Между прочим, как вас там, я даже с родителями Ярославу познакомил. Все, как полагается.
– А я не познакомил, что ли? – начал злиться Полонский. – Бред какой-то. Я вообще уже не понимаю ничего.
– Прекратите, – взмолилась Яся, – дайте мне сказать… И не перебивайте, потому что мне и так трудно. Честное слово, я не думала, что зайдет так далеко. И каждый день собиралась признаться во всем, но как-то… не получалось. Короче, все началось в тот день, когда я решила начать новую жизнь…
* * *
Остаток вечера запомнился ей смутно. Наверное, на нервной почве у нее поднялась температура. Самым удивительным было то, что волноваться она перестала и наблюдала за происходящим как бы со стороны.
А посмотреть было на что.
Полонский и Андрейчик, точно два боевых петуха, бегали по палате и, пыжась друг перед другом, доказывали свою причастность к Ярославе. Полонский рассказывал о бриллиантовой диадеме, им подаренной (Яся тут же вставила, что она готова все вернуть, но ее никто не слушал). Андрейчик рассказал о пикнике с его родителями. Полонский упомянул элитный пансионат, куда таких, как Максим, и на порог не пустят. На что Андрейчик поделился с ним подробностями грядущего бракосочетания: Воробьевы горы, велосипедисты, шатры. Михаил Марленович гомерически расхохотался и заявил, что если свадьба сыграна не в Париже, то она вообще не может считаться таковой. Потому что не свадьба это, а сплошное убожество. Этот театр двух актеров продолжался чуть ли не целый час. А потом оба они как-то одновременно выдохлись.
Полонский выглядел постаревшим на десять лет. Яся смотрела на него и диву давалась: да как она вообще могла находить его сексуально привлекательным? Да и Андрейчик не являл собою образец свежести – он выглядел, как бегун после двухдневного марафона по пустыне.
– Что делать будем? – спросил Полонский после затянувшейся паузы.
Максим задумался, но ненадолго.
– Я, наверное, поеду в Сахару. Давно мечтал. Никогда не был в Африке.
– Зачем? – без всякого интереса спросил Михаил Марленович.
Андрейчик вежливо объяснил о своем предназначении отыскать на глобусе хотя бы микроскопическое белое пятно. Глаза у Михаила Марленовича загорелись, он принялся деловито уточнять, во сколько могла бы обойтись такая экспедиция и сколько на ней теоретически можно было бы заработать в будущем. Ярослава чувствовала себя актрисой театра абсурда. Еще пять минут назад они истерически орали друг на друга, а сейчас мирно обсуждают возможность открытия в Москве агентства экстремального туризма.
– Кстати, у меня есть хорошая знакомая… Моя бывшая невеста. У нее своя турфирма, могу справки навести, – сказал Андрейчик.
Этого Яся уже вынести не могла.
– Ах вот вы как заговорили?! Вы обвиняете меня, а сами не лучше! Да вам же обоим просто наплевать на меня! Я была для вас удобным вариантом, вот и все! Хотя, знаете что еще? Я не хочу больше никого из вас видеть! Никого из вас двоих!
… А потом они, скупо попрощавшись, ушли. Оба.
И Ярослава осталась одна. Сначала она плакала, потом безуспешно пыталась отключиться, потом изо всех сил давила на кнопку вызова медсестры. Безуспешно.
Ей было стыдно признаться в этом самой себе. Но в целом фейерверке чувств, которые не дадут ей уснуть не одну ночь подряд, преобладало одно.
Невероятное облегчение.
* * *
Сколько прошло времени – она не знала.
В какой-то момент она услышала, как дверь палаты со скрипом приоткрылась.
Яся усмехнулась. Рано она радовалась. Кто-то из них все же вернулся. Кто-то из них ее простил. И снова ей предстоят мучительные объяснения. Как же она от всего этого устала!
Она медленно повернула голову.
Полонский или Андрейчик?
На пороге палаты стоял… огромный букет цветов на тонких варикозных ножках.
– А это вам! – из-под букета выглянула медсестра. – Такой тяжеленный, что еле помещается в руках.
– От кого это? – удивленно воскликнула Яся. – От молоденького или от того, что постарше?
– Сколько кавалеров у вас, обзавидуешься, – глаза у медсестры были хитрющие, – но все же не угадали. Это от того мужчины. Который тоже Ярослав. Который был за рулем мотоцикла.
– От брата моего, что ли? – расхохоталась Яся.
– Скажете тоже, – ухмыльнулась медсестра, – разве братья такие веники дарят? Я поставлю их в банку, хорошо?
– Конечно!
Букет был очень увесистым. Интересно, как он умудрился его заказать?
Ярослава вдруг поняла, чего ей все это время так остро не хватало. Подпрыгивающего сердца. Вспотевших ладошек. Легкого головокружения. И куража, который мгновенно делает из среднестатистической девушки красавицу.
За последние три месяца Яся похудела на пять кило, обзавелась коричневатыми полукружьями под глазами, почти потеряла интерес к вечеринкам и обновкам и… не познакомилась ни с одним мужчиной. Не считая, конечно, Ярослава.
Может быть, это глупо – искренне думать, что можно вот так запросто прервать игру в поиск идеального мужчины, наладить быт и зажить счастливо? Может быть, просто ее время пока не пришло?
Москва – город легкого секса. Найти, с кем провести ночь, элементарно, найти мужчину, который сожмет твое сердце в кулак – практически невозможно. Потому что Москва – это еще и город одиночества. Криво нацарапанные на мятых салфетках телефонные номера – уже и не помнишь, чьи координаты хранишь в бездонной сумочке. Торопливо стертые с губ чужие поцелуи. По-детски наивная надежда, что туфельки за четыреста долларов принесут тебе удачу в личной жизни.
Когда находишься в центре этого безумия, кружится голова (впрочем, ты списываешь это на похмелье и в очередной раз вручаешь свой телефонный номер приглянувшемуся ночному ковбою). Коктейли с разноцветными соломинками, децибелы модных дискотек, легкомысленные платья в горошек и чулки, которые ты – хоть режьте – не умеешь носить, но все равно скупаешь пачками.
Как же она по всему этому соскучилась! Она даже успела забыть, что сердце способно так сладко пульсировать всего лишь от предвкушения.
Когда-нибудь у нее непременно будет и свадьба. И пышное платье, и кольцо, от одного взгляда на которое захочется улыбаться. Она медленно проплывет по истоптанной сотнями счастливиц ковровой дорожке, и под руку ее будет держать задумчивый брюнет, и она прошепчет в волнении: «Я согласна!»
