— Это хорошо, а то я думал, что буду первым. — улыбка Адама поблекла. Он с грустью смотрел в светлое искренне лицо девушки и испытывал мучительное сомнение. — Прости меня. Я хотел бы найти другой способ. Но здесь его не существует. Мне очень жаль.
Дезире нахмурилась, резко вскинув голову. В глазах мелькнула обида.
— Я так непривлекательна в твоих глазах, что одна мысль о… ты сам знаешь, о чем, вызывает у тебя сожаление? — Она выдернула руку из ладони Блейка и вскочила на ноги. Адам тяжело вздохнул, опуская глаза. Обреченно мотнул головой.
— Прости. — с горечью повторил он. — Я просто знаю, что ты не готова. Ты не понимаешь. Тебе будет больно, я чувствую это.
— Ну, конечно, мне будет больно! — взмахнув руками, насмешливо бросила Дезире. — Всем девушкам бывает больно в их первый раз. — смутившись, она отвернулась и медленно подошла к окну. Она одернула в сторону занавеску, взглянула на удручающий пейзаж за окном. Грязный двор и помойка в переулке. Очень романтично, как все остальное сегодня.
— Я говорю о другой боли, Дез. — подал голос Адам. Он слишком долго обдумывал ее слова. — Попроси меня, и мы все перенесем. Когда ты станешь старше, многое будет видеться иначе и проще. Ты ранима сейчас.
Плечи девушки вздрогнули от нервного сдерживаемого смеха.
— Да в сорок лет мне действительно будет плевать. На все и вся. И на тебя, в частности. — неожиданно ее голос смягчился, в нем послышались надрывны нотки. — Я верю, что ты искренне заботишься обо мне. Я знаю тебя с тех самых пор, как впервые начала осознавать реальность. Мама рассказывала, что первым моим словом было не "мама" и не "папа". Я назвала твое имя. Словно всегда знала его. И сейчас желая меня защитить, ты сам причиняешь боль. Я рождена для тебя. Для того, чтобы быть с тобой. Так почему же ты отталкиваешь меня?
Она слышала, как скрипнул диван, когда он встал. А потом шаги Адама за своей спиной. Дезире закрыла глаза, чтобы удержать подступающие предательские слезы.
— Прости. — шепнул его голос, и она почувствовала его дыхание на своей щеке, когда он склонил голову и положил подбородок на хрупкое вздрагивающее плечико. Горячие сильные руки обвили ее талию, и она перестала дышать, по-прежнему крепко закрыв глаза. — Так мало смысла в моих словах. Смешные рассуждения, нелепые объяснения причин. И хотя мы давно знаем, что являемся одним целым, этот последний шаг сложен и для меня.
— Почему? — хрипло спросила Дезире. — Ты знаешь все, все на свете. Все тайны Вселенной. Измерения. Мысли людей. Их мотивацию. И боль.
— Наверно, сложность состоит в том, что и для меня все будет впервые. Это правда. Я должен был сказать. — на одном дыхании выдал он. И Дезире почувствовала, как сразу расслабилось его тело. Что за бред? Она быстро обернулась, внимательно взглянув в темные глаза, в глубинах которых мелькали знакомые серебряные искры.
— Ты хочешь сказать, что пройдя сквозь все измерения, прожив в каждом определенный промежуток времени, ты ни разу не был с женщиной?
Она изумленно смотрела на него. Адам отрицательно мотнул головой. Ей захотелось рассмеяться. И впервые девушке показалось, что Блейк врет.
— Как это возможно, Адам? Ладно, Бог с ним с четвертым, наполненным духами и уродами, и даже пятым с голограммными девами, вроде Фреи, но здесь, Адам! Кем бы ты ни был на самом деле, ты не можешь отрицать, отторгать и держать под контролем законы этого мира. Законы пяти чувств, не смотря на то, что шестое является в тебе преобладающим. Сколько ты здесь? Пятьдесят лет? И ни разу не поддался соблазну? Ты — святой? Евнух? Монах? Или дело в физиологии?
Она требовала ответа, пристально глядя в глаза Блейка. Но он молчал.
— Моя человеческая жизнь не была длинной, Дез. Жизнь до возвращения в Сознание. — наконец, ответил Адам. — Ты хотела знать, почему я выбрал тебя. И когда это случилось. Наверно, мне стоит рассказать сейчас. Чтобы потом ты не обвинила меня в нечестности.
— Я вся внимание. — сморщив хорошенький носик, серьезно кинула Дезире.
— Мой путь начался в 1939 году. Нет, не удивляйся. Я уже говорил, что время существует лишь в этом измерении. Когда сознание достигает девятого уровня, оно легко может вернуться в любой из нижних миров, и в этот. В любой день и час. Я родился в 1939 году в Тибете. И ты, права… — Адам сделал паузу, едва заметно улыбнувшись. — Я прожил свою жизнь в монастыре. Как монах.
— О… — выдохнула Дез. Все встало на свои места. — А я?
— А ты был пленницей китайских варваров, пришедших в наш тихий край, чтобы насаждать коммунистический режим. Они подобрали тебя в одной из деревень, пока двигались на монастырь, в котором укрывался Далай-Лама. И оставили в живых для забавы.
— Господи, я не хочу знать, как именно они со мной забавлялись. — испугалась Дезире. Кровь отлила от ее лица. Внутри закипал гнев, но она не находила ему причин. Разве можно злиться на обидчиков из прошлой жизни?
— Они не причинили тебе зла. Не успели. — Адам нежно коснулся ее щеки. — Ты не была буддисткой, Дез. Твои родители приехали в наши края из Англии, и ты поддерживала католическую религию. Вот так удивительно складываются судьбы людей. Монах-буддист и ярая католичка оказались в плену. В одной клетке, выход из которой означал смерть или казнь.
— И что случилось? Они убили нас? — с придыханием спросила девушка. Теперь она чувствовала боль в груди. И на лице. Щеки жгло огнем. Хотелось закрыть уши ладонями и убежать, но она осталась. Правда спасет мир?
— Не сразу. — взгляд Адама потух, пальцы крепко обхватили обнаженное плечо девушки. — Ты была такая юная, отважная. Красивая, как сейчас. Только волосы были темными, карие глаза. Настоящая цыганка. Ты решила, что я старше тебя лет на двадцать, а мне было только двадцать семь. Я был ранен, и ты ухаживала за мной, как за отцом. Вытирала кровь оторванным рукавом платья, кормила с ложечки отвратным варевом, которое нам бросали в железной миске, словно собакам. А потом мы начали разговаривать. Я рассказывал тебе о своей вере, а ты мне о своей. Мы делились самыми сокровенными мыслями и желаниями. И вдруг осознали, что представляем жизнь и окружающий мир одинаково, не смотря на явные разногласия религий. Бесконечность бытия, общее информационное поле, законы гармонии и единства. Мы научили друг друга, хотя сами еще не знали ничего. За несколько дней плена мы стали друг другу родными, самыми близкими людьми. Боль и страх объединяют. Именно на этом и спекулирует нынешнее правительство. Китайские надзиратели пришли ночью. Кто-то из них услышал твой смех, и его не устроило, что пленники посмели веселиться… — Адам на мгновение умолк, и на лице мужчины отразилась целая гамма чувств от ненависти до дикой боли. — Они целились в мою голову из открывшейся двери камеры. Одна секунда отделяла меня от смерти. Но ты оказалась быстрее. Закрыла меня собой. И умерла на моих руках в считанные минуты. Ты знаешь, Дез, я не способен убить человека, но тогда был готов сделать самый страшный в жизни поступок. Я хотел наброситься на твоего убийцу, мерзкого коренастого карлика с красным лицом и узкими глазами. Но меня остановила пуля. И мне повезло меньше, потому что я умирал мучительно медленно, не в силах пошевелиться, парализованного болью. Я видел, как неугомонные ублюдки издевались над твоим бездыханным телом. Едва ли он осознавали смысл своих диких деяний. Самый главный из них, обмакнув кончик ножа в смолу, начал резать твое лицо. Хорошо, что ты не могла чувствовать боли, но я чувствовал ее за тебя. Я умер через сутки, глядя в твои остекленевшие глаза. И тогда за миг до смерти, мое помутившееся сознание отыскало путь. И единственный смысл бытия. И там, в бесконечности Вселенной я четко чувствовал твое присутствие. Во мне и вокруг меня. Мы стали одним. Одним целым. Из одной реальности в другую, из мира в мир, до самой вершины Создания. И когда пришло время разъединиться, я забрал тебя с собой. Ты понимаешь меня? То, что я говорю? — Адам нахмурился, разглядывая оцепеневшее лицо девушки. Она словно впала в транс. Обхватив себя руками, Дезире смотрела сквозь него, пребывая где-то далеко. Не здесь.
