– Папуля... спаси меня.
Джек работал как одержимый: сорвав с шеи галстук, он наложил жгут, носовым платком заткнул рану на шее, чтобы остановить кровотечение. Но ничего не помогало. Платок моментально стал красным, кровотечение продолжалось, пока тело Дейзи не обмякло на его руках. Из ее груди вырвалось последнее судорожное дыхание, глаза закрылись.
– Нет! – закричал Джек, сжимая в руках безжизненное тело своего ребенка.
Когда голос Джека смолк, Грейс обняла его и почувствовала, как измучен этот сильный мужчина.
– Я не спас ее, – ледяным тоном заявил Джек. – Не смог спасти. Я, с моим опытом хирурга. Я, который так сильно любил ее. Моя девочка умерла у меня на руках.
Грейс закрыла глаза и прошептала:
– Значит, с тех пор ты во всем винишь себя.
Джек ничего не ответил.
– И работаешь в приемном отделении, чтобы спасать людей. А когда в ту первую ночь увидел меня в окно, ты вышел на улицу, потому что подумал, что меня тоже надо спасать?! Но ты сторонишься людей, спасать незнакомых всегда безопаснее. Наверное, ты испытал шок, встретив меня после той ночи.
Джек распахнул дверь, давая понять, что намерен уйти.
– Но ты не можешь отвечать за всех, Джек.
Некоторое время он молчал, потом сказал:
– Наверное, не могу, но я стараюсь. – Посмотрел на Грейс, и она поняла, что к нему вернулся этот проклятый самоконтроль. – Прости, Грейс. Но правда заключается в том, что каждому ребенку нужны мать и отец, которыми не сможем стать ни ты, ни я.
И Джек ушел, оставив Грейс одну. Единственным напоминанием о том, что он только что был здесь, стал тихий щелчок замка.
Медленно текли дни, и Джек почти все свое время проводил в больнице, ночуя на кушетке в кабинете. Он не хотел никого видеть. Когда позвонил Хью, Джек сослался на занятость, очень коротко ответив на вопросы брата. Ему было тяжело говорить даже с Хью.
Беренджер с головой ушел в работу, затерялся среди воющих сирен карет «скорой помощи», среди санитаров, то и дело привозивших носилки с пациентами, медсестер и врачей, выбивающихся из сил. И хотя ему было мучительно больно видеть сломанные жизни жертв автокатастроф, Джек даже испытывал некое удовлетворение, слыша вой сирен «скорой помощи». Ведь этот звук означал, что, забыв о своих проблемах, он торопится спасать чьи-то жизни. Джеку требовалось восстановить привычку работать без всяких эмоций, такую привычку он выработал в себе до знакомства с Грейс.
Джек провел в больнице почти неделю, лишь изредка заскакивая домой. А потом в отделении вдруг наступило затишье. Поскольку не надо было дежурить, а старшая сестра уже начала приставать с вопросами, интересуясь, почему доктор все время торчит на работе, он буквально заставил себя уйти из больницы. Надо было прогуляться, проветрить голову от назойливых мыслей... как в ту ночь, когда он встретил Грейс. Джек вспомнил, как его терзала непонятная тревога, пока он не выглянул в окно и не увидел эту женщину. И она заставила его забыть обо всем.
Нет, все же не забыть. Благодаря Грейс он всего лишь нашел способ спрятать воспоминания о смерти Дейзи в отдаленный уголок памяти. Своей настойчивостью и скрытой страстью Грейс удалось положить конец его постоянным мыслям о разводе, состоявшемся девять месяцев спустя после гибели дочери. Тогда и он, и Марша поняли, что не смогут жить вместе. Обоих одолевали чувство вины, отчаяние, и ни один из них не хотел, да и не мог помочь другому.
Не помогло и бегство, в котором Джек когда-то видел спасение. Мысли о Дейзи не оставляли его, чувство вины и отчаяние только усиливались. И это понятно. Разве можно быть счастливым, когда твой ребенок погиб?
Ровно год назад он сбежал из Коннектикута в Нью-Йорк. Любая больница с удовольствием приняла бы в штат такого хирурга. Он мог бы даже открыть собственную клинику. Но Джек удивил всех, выбрав в качестве места работы приемное отделение больницы Св. Луки, куда попадали пациенты из самых опасных кварталов города.
Может, он сделал это, пытаясь забыть о том, что не смог спасти дочь? Или ему захотелось спасать людей, но при этом держаться от них подальше?
Ответ не имел значения, ведь сам Джек понимал, что он просто бежал, бежал от вида искореженной машины. От своего ребенка, умиравшего у него на руках, от тех страшных слов, изменивших всю его жизнь. Папа, спаси меня.
А потом, уже в больнице, убитая горем Марша смотрела на него пустыми, холодными глазами и повторяла вопрос, от которого можно было сойти с ума: «Теперь ты согласен, что надо было быть с ней построже?»
Прогулка пешком не успокаивала, и Джек ощутил настоятельное желание сесть за руль автомобиля. Хотелось почувствовать, как летит под колесами асфальт, утонуть в мягком кожаном сиденье. Добравшись до гаража, Джек вывел машину и поехал, что называется, куда глаза глядят. Через некоторое время он осознал, что мчится во Вестсайдскому шоссе. И тут до Джека дошло, куда он едет и зачем.
На кладбище он приехал через два с лишним часа после того, как выехал из гаража. Он не мог не приехать: сегодня исполнилось два года со дня гибели Дейзи.
Те, кто говорит, что время лечит, не понимают, что означает годовщина смерти для тех, чьи близкие трагически ушли из жизни. И кроме того, разве может какой-нибудь родитель свыкнуться с мыслью о смерти ребенка?
Беренджер остановил машину на обочине узкой дороги, которая, петляя, шла через ухоженное кладбище, и выбрался из машины. Некоторое время он стоял, не в силах двинуться вперед и желая, чтобы у него не было причины приезжать сюда. А затем, сунув руки в карманы, медленно побрел между надгробий и бронзовых табличек. Он совсем не удивился, увидев Маршу, стоявшую у могилы дочери.
Они не виделись больше года, но и она не удивилась, когда Джек подошел к ней и остановился рядом.
– Я так и думала, что ты приедешь, – тихо сказала Марша, не отводя взгляда от гранитного надгробья.
Джек чуть вздрогнул, услышав голос женщины, с которой прожил много лет.
– Конечно. – Он помолчал немного, прислушиваясь к шелесту листьев. – Как ты живешь?
Марша пожала плечами. На ней был дорогой костюм, явно сшитый на заказ, туфли на низком каблуке. Она выглядела как состоятельная женщина, жена известного врача, какой и была много лет.
– Я скучаю без нее, – прошептала Марша.
– Знаю. И я тоже.
Они стояли молча, каждый погруженный в собственные мысли, а затем Марша спросила:
– А ты никогда не задумывался, как бы мы жили сейчас... если бы она не погибла?
– Иногда задумывался.
– Интересно, мы до сих пор были бы женаты?
– Что? Да, конечно.
– Что ж, может быть, – промолвила Марша, но по ее тону Джек понял, что она не верит в это. – Как ты думаешь, какой бы она была сейчас?
