Продев иголку сквозь прозрачный шифон, Тереза взяла с платмассовой тарелки бусинку и прислушалась к удалявшимся шагам Чар. Ее каблучки гулко стучали в помещении пустой фабрики. Тереза услышала, как сторож Макс попрощался с Чар, и прошептала:
— Какая трогательная забота. Вот спасибо!
Чар ехала медленно, спешить было некуда. Все, что нужно было сделать, сделано. Если судьба будет к ней благосклонна, сегодня ей удастся исправить еще одну ошибку. Чар понимала: она не успокоится, пока не переступит один порог, и надеялась, что небеса помогут ей в этом.
Нужно было переодеться. Дорога к ее новому дому в Корона-дель-Мар показалась бесконечной. Но сейчас, хотя было уже поздно, обратный путь в Коронадо представлялся приятной прогулкой. Напряжение последних месяцев неожиданно отступило. Она успокоилась и делала то, что давно должна была сделать.
Свернув с автострады, Чар подъехала к торговому центру. Она поставила машину в ярко освещенный подземный гараж и, заперев ее, поднялась по эскалатору в огромный зал на четвертом этаже. Осматриваясь по сторонам, она что-то искала. Наконец среди бесчисленных стеллажей с продуктами для быстрого приготовления Чар заметила маленькую кабинку.
Она направилась прямо к ней, проходя мимо тесно стоявших столиков, не обращая внимания на подростков, удивленно смотревших ей вслед. «Пусть глазеют», — подумала Чар и вошла в кабинку, отодвинув занавеску. Просто они никогда не видели в таком месте женщину в вечернем платье. И никогда не видели женщину, которая точно знает, чего она хочет. До сегодняшнего вечера Чар действительно этого не знала. Она опустила деньги в щель автомата и в ожидании села на жесткую маленькую скамейку. Как она хотела, чтобы все получилось, как было задумано.
Положив пакетик в блестящую вечернюю сумочку, Чар вернулась к машине. Несколькими минутами позже она уже мчалась по мосту в направлении Коронадо.
Когда Чар приехала в Коронадо, было довольно поздно. Машин стало меньше, и, нажав на газ, она, не останавливаясь, проехала через центр города. Остановив машину, она выключила мотор и, легко преодолев два лестничных марша, подошла к двери. За этой дверью был единственный человек на земле, который мог освободить ее жизнь от всех ненужных наслоений, появившихся в ней в последнее время.
Чар решительно постучала. Сразу было видно, что она не собиралась отступать. Но вдруг она испугалась. Испугалась, что ей придется смотреть в его глаза…
— Флетчер?
Флетчер открыл дверь и замер на пороге. Он удивленно посмотрел на Чар, и ей показалось, что в глубине его глаз вспыхнуло воспоминание. Чар приподняла двумя пальцами шифон своей юбки и, подержав секунду, отпустила. Прозрачная ткань темно-зелеными волнами окутала ее колени.
— Я знаю, это, конечно, совсем не то, что в лунном свете на берегу океана, но я подумала, это платье подошло бы…
Для чего бы подошло это платье? Для очередной ссоры или для примирения? Она не смогла найти нужных слов, но в них и не было необходимости. Флетчер придержал дверь и молча пригласил ее войти.
— Я не надеялся, что ты придешь, — сказал он и сел к чертежной доске, за которой обычно работал. Рядом стоял хрустальный бокал, наполненный до краев красным вином. — Хочешь выпить? — предложил он Чар.
Она отрицательно покачала головой и медленно подошла к Флетчеру. В наступившей тишине он слышал ее дыхание, когда, наклонившись, она посмотрела, чем он сейчас занимается. То, что она увидела, тронуло ее до слез.
К доске был прикреплен коллаж из ее фотографий. Боже, так много лиц, и каждое из них — Чар Броуди. Она даже представить себе не могла, что можно было день за днем проследить все изменения в ее жизни, которые безжалостно отразились на ее лице. Чар огорчилась, ей стало стыдно, но все-таки то, что она увидела, поселило в ее душе надежду.
— Чар, ты была так прекрасна, — тихо сказал Флетчер, рассматривая свою работу. Он не оборачивался. Он, может быть, и обращался не к ней, а к той Чар, что жила в его воспоминаниях. — Посмотри, как лунный свет красиво освещает твое лицо. В этом кадре столько движения, хотя на самом деле ты стояла неподвижно. Лунный свет, ветер, ты напряжена, потому что не знаешь, кто я и чего от меня ждать. Мы были одни на берегу в тот вечер, — вздохнул он и, мельком бросив взгляд через плечо, как будто только вспомнил о присутствии Чар, горько добавил: — Ты и сейчас очень красива в этом платье, Чар.
— Я специально надела его сегодня, Флетчер. И я пришла предложить тебе опять начать все сначала. — Чар положила ладони на спинку стула, на котором сидел Флетчер. Она так хотела дотронуться до него, но не решалась. Она понимала, что одним жестом или неосторожным словом может все испортить. — Я не буду умолять тебя, Флетчер, забыть все плохое и простить меня, но ты должен знать, что я люблю тебя. И только сегодня я поняла, что если потеряю тебя, то на всю жизнь останусь одна. Ты — очень гордый человек, Флетчер. Вся моя гордость — в моих моделях и в моей компании. И я горжусь тем, что умышленно, нарочно никому не причинила зла. И еще я горжусь тем, что не боюсь признаваться в своих ошибках. И я начинаю с тебя, Флетчер. И говорю, что я была не права. Я, конечно, не смогу все бросить, но так больше продолжаться не может. Флетчер, я хочу получать удовольствие от жизни, мне надоело постоянно бояться потерять то, что на самом деле не имеет большого значения. Я хочу, чтобы ты вернулся, Флетчер. Я так отчаянно хочу, чтобы ты был со мной!
Чар умолкла. Флетчер все еще сидел к ней спиной. Расстегнув блестящую сумочку, она вынула из нее свое «сокровище» и со вздохом, перегнувшись через плечо Флетчера, положила перед ним небольшой лист плотной бумаги. Флетчер удивленно посмотрел на него.
Перед ним лежали три маленькие дешевые фотографии — мгновенные снимки автомата. Три гроша надежды — вот что это было. И женщина, стоявшая за его стулом, молила Бога, чтобы Флетчер понял: она стала теперь такой же, какой была прежде.
— Ты не должен все решать прямо сейчас, Флетчер, но посмотри, может быть, ты узнаешь меня на этих снимках. Если у тебя это получится, то тогда еще есть надежда. Я люблю тебя, Флетчер Хокинс. И я хочу, чтобы ты вернулся ко мне.
Чар нежно провела рукой по его черным волосам и убрала их с шеи. Флетчер не мог пошевелиться, а Чар наклонилась и поцеловала его чуть выше воротника рубашки. Она не видела слез, переполнявших глаза Флетчера, но почувствовала трепет, пронизавший его тело. Повернувшись к выходу, Чар прошла только полпути, когда голос Флетчера заставил ее остановиться. Он не хотел больше ждать, он понимал, что это неизбежно.
