— А у тебя как? Заросло все? Готов повторить?
И если поначалу Кир реагировал на подобные шуточки друга остро, то постепенно и ему становилось легче. Шутил в ответ, бровь вздергивал в ожидании, что Тихомиров футболку задерет, показывая полученные в тот день метки…
— Вот дураки… — Ксюша сначала на мужа глянула, потом на друга, головой покачала, показывая, что она такое поведение не одобряет. Хотя… Если им так легче — пусть шутят. Ей ведь главное, чтобы им действительно с каждым днем становилось все легче. И ей тоже.
— Письма писать будешь, Прудкой? Фотки слать?
— Тебе интимного характера или туристического?
— Мне, чтоб ребенку не стыдно было показать, когда родится…
— Тогда не будет фоток. Сам приеду, покажу…
— Мы скучать будем, Кирюш… — мужчины могли еще долго пикироваться, Ксюша не сомневалась, но ей в последнее время хотелось вести другие разговоры — нежные и наполненные искренней любовью.
— И я по вам, Принцесса. Очень буду…
Кир сгреб их в охапку вдвоем, мужчины лоб в лоб уткнулись, Ксюша между ними, совсем по центру — живот…
— У нас все хорошо будет, ребят. Мы заслужили. Люблю вас.
— Это взаимно, Кирыч. Возвращайся поскорей…
Тихомировы провожали Кира взглядом, пока совсем не скрылся из виду за паспортным контролем, Ксюша даже расплакаться готовилась, но Бродяга не дал.
— Влагу не разводим, Ксень. Он на сезон улетает всего. Вернется — будешь с тоской о временах вспоминать, когда не светил в офисе своей рожей…
— Я не могу без влаги. У меня потребность…
— Давай лучше другие потребности обсудим. Общие, — куда-то в ухо поцеловал, мочку прикусил…
И те потребности, к которым взывал, как-то моментально о себе напомнили…
— Дома обсудим.
— Значит, поехали…
И снова в машину… И снова ехать… Теперь домой…
Пусть сегодня была суббота, но все равно пришлось «насладиться» тянучкой…
Ксюша преимущественно в окно смотрела, Иван иногда на телефон отвлекался… В какой-то момент заулыбался, жену окликнул.
— Ты только посмотри…
— На что? — и протянул мобильный. На экране фотография новорожденного. Еще синюшного, сморщенного, мелкого совсем… — Софья Максимовна Филиппова… Макс прислал. Утром родилась, оказывается…
Ксюша мимолетно на Ваню глянула, а потом на фото… Полное счастья…
— Молодцы они… Такую красотку произвели…
Ревнивый Бродягович тут же отреагировал — из живота привет передал четким ударом, Ксюша и этому улыбнулась, погладила, желая успокоить…
— Да… Невеста будет… — Иван подмигнул, вернул телефон в руки, напечатал что-то быстро, потом избавился от него, свою руку поверх Ксюшиной положил… — Поспокойней там. Понимаю, что хочется уже, но ты вылезешь сначала, потом поговорим.
Ксюша рассмеялась, снова слезы из уголков глаз собирая. Теперь уже без задней грустной мысли — просто от умиления. Ей очень хотелось побыстрее уже эти разговоры застать.
— Знаешь, что я думаю, Вань?
— Нет.
— Это все очень поучительно для нас.
— Что «это»?
— Мои родители. Их ошибки…
Бродяга хмыкнул, но смолчал. Свое мнение по поводу родителей и их ошибок он навсегда оставил при себе. Дал себе клятву, что первый тему никогда не поднимет. Ни с Ксюшей, ни с Веремеевыми. Бог им судья. Лишь бы в их семью не лезли больше…
— Ведь получилось… Виноваты были те, кто больше всего обвинял. Тебя.
— Это на их совести. А мне… Мне ничье одобрение не требуется, Ксюш. Только твое. Всегда только твое.
Эпилог
Прошло девять месяцев…
Настоящее…
Матвей Иванович Тихомиров родился, будто по часам — ровно в срок, не доставив матери почти никаких проблем и страданий. Быстро, четко, даже как-то… красиво. Да только… Компенсировал все сполна после рождения. Коликами, крутым нравом, прелестями первых зубов, громким голосом и любознательностью.
Со сном у Тихомировых стало туго. Иван предлагал привлечь няню, но Ксюша отказывалась — хотела справиться своими силами. О том, чтобы о помощи попросить мать, речи пока и быть не могло… Иногда жалела, но в целом… Без помощи Ивана не справилась бы, а так… Все было хорошо. Стая держалась.
Так и сегодня утром — пока Ксюша досыпала, Иван успел сходить в душ, проведать сына, вернуться в спальню…
— Спит?
— Спит.
Ксюша лежала на кровати, обняв подушку, из-под полуопущенных век мужа взглядом окинула…. Без футболки, чуть мокрый, головой трясет по-собачьи… Так, что мелкие брызги покрывают даже кожу на ее ногах и голых бедрах.
– И это значит… — а потом ухмыляется, к кровати подходит, по ней подползает к жене, с бока на спину переворачивает, обхватывает щиколотки, забрасывает себе на поясницу, чуть на себя подтягивает, устраивая удобней…
Дыханием шею щекочет, потом кожу чуть прикусывает, дует, целует… И вроде бы спать хотелось. Очень. А теперь…
Ксюша сама тянется к полам футболки, в которой спала, снять мужу помогает, на локтях приподнимается, пытается его губы поймать…
– У папы праздник, — оба улыбаются, снова целуются, Ксюша обратно на подушку падает, глаза закрывает, позволяет себе расслабиться и сосредоточиться… На каждом его касании, на своих ощущениях.
— У мамы тоже, — на шепоте над самым ухом.
На собственном стоне… Вероятно, слишком чувственном, потому что Бродяга замирает, вопрос задает:
— Не так?
— Так, Тихомиров… Хорошо просто… Очень…
Дважды просить его опять не надо — дальше он действует уже без оглядки на стоны, точнее работает над тем, чтобы они продолжались, а еще лучше — усиливались.
С рождением Матвея такие утра стали намного более редкими. Тихомировы убеждали себя, что это временно, но… Даже если нет — не жалели.
Матвейка подарил им новый спектр ощущений. Новое понимание любви, не только к нему, но и друг к другу. Они по-прежнему были максимально подходящими любовниками, надежными партнерами, лучшими друзьями, но теперь стали еще и родителями, связав свои жизни так плотно, как это только возможно на нашей планете…
Ставка Ивана сыграла. После появления на свет сына, жизнь Ксюши изменилась настолько, что произошедшее не так давно отошло на второй план. Она все еще держала дистанцию с родителями, но однажды уже позволила им увидеть Матвея. На том пока все, это был максимум. В будущем, возможно, все изменится, а может и нет. Так далеко Совет не заглядывал.
Сами Тихомировы смогли вернуть то доверие, которое существовало между ними до произошедшего кошмара, а может даже достичь большего… Они отстроили крышу, усовершенствовав ее. Теперь она блистала новыми шпилями, теперь их королевство было еще более неприступным. А черепаха была довольно, ведь слоны опять на месте. Преданность, честность, доверие. И права вновь покоситься у мира больше нет — сверху теперь колыбель Матвейки.
Впереди их ждал миллион и один вызов, но они были готовы.
Ксюша смогла пережить свой главный страх — проснуться как-то утром и не увидеть его голову на соседней подушке. Это произошло незаметно для нее самой.
Просто как-то раз открыла глаза, повернулась в его сторону, там было пусто и в голове мысль… Наверное, кофе варит.
Не умер. Не пропал. Не навсегда. Просто кофе варит.
Ксюша от осознания этих изменений тогда моментально взбодрилась, а потом же, улыбаясь, переползла на его половину кровати, зарываясь носом в пахнущую им подушку, осознавая, что у них все хорошо… Все снова хорошо и даже лучше.
Бродяге и Принцессе очень хотелось бы полежать — устало обнимаясь, дразня друг друга мимолетными поцелуями, может даже заходя на второй круг — чем черт не шутит? Но оба понимали, что времени у них совсем мало… Скоро Матвей проснется и романтике конец, но прежде…
Ксюша давно хотела сделать одну вещь, но все как-то не решалась. Стыдно было. Глупо как-то, а сегодня…
Чмокнула Ивана в губы, резко откатилась, нащупала футболку, юркнула в нее, в Бродягу штанами зарядила.
