Настя.
— Ага. Только цыц, ладушки? — попросила Алёнка.
— Ноу проблем!
Девушки разговаривали тихо–тихо, но Дима даже в довольно шумном автобусе услышал всё, что не надо было, обернулся к Алёнке и сказал:
— Поверь, мы и так догадались. Еще тогда, когда вы вернулись из того отеля в марокканском стиле.
— Так уж и все? — Алёна повысила голос. По Закону Подлости именно в этот момент шум в автобусе смолк и теперь одногруппники заинтересованно поглядывали в её сторону.
— О чём речь? — Костя только заметил, что в салоне автобуса происходит что–то необычное.
— Да ни о чём! Мы с Настей беседовали о своём, о женском. И вообще, это тайна! — Алёнка заметно разволновалась. В полумраке не видно было покрасневших щёк, зато голос выдавал девушку с головой.
— И все о ней знают, раз «Так уж и все?» Хм, — Лёша задумался буквально на секундочку и спросил: — Это про то, что вы с Костей спите? Тоже мне тайна! Мы ещё там заметили.
— Глазастые, блин! — Алёна немного расстроилась, но друзья похихикали пару минут и вернулись к своим разговорам. Никаких злых подколок, никаких обидных комментариев. Девушка выдохнула облегчённо. Костю она как–то довольно резко отшила при всей группе и чувствовала себя с тех пор не очень комфортно. Ей всё казалось, что за ту резкость ей должно воздаться по заслугам, но нет: и сам парень ни словом, ни делом не напоминал о её не самом хорошем поведении, и друзья отнеслись вполне спокойно.
«Взрослеем», — констатировала Алёнка. Она смотрела на друзей, таких привычных и непривычных одновременно, и тихонько грустила. За пять лет они действительно стали настоящими друзьями и сейчас подходили к моменту истины. Кто–то сохранит дружбу, кто–то отдалится, но воспоминания о весёлом и почти беззаботном студенчестве всегда будут согревать каждого.
Мысли Насти были практически созвучны Алёнкиным, только больше касались её личного счастья. Отношения с Димой за пять лет претерпели значительные изменения, и сейчас девушка гадала, получится ли у них что–то большее или они не пройдут испытание временем. Родной и привычный друг Димка всё чаще и чаще показывал стороны характера, о которых она и не подозревала или с которыми не готова была мириться в статусе уже не друга, но девушки.
Хотелось взять небольшую паузу, всё тщательно обдумать, посоветоваться с Маришкой, может быть, даже с Борькой. Но Настя знала — Дима такой роскоши ей не предоставит.
Ей всё больше и больше казалось, что он планирует поработить её. Полностью и безвозвратно лишить свободы. Да, он заботился. Да, многое ей давал. Но требовал ещё больше.
«Может, мне надо посоветоваться с его мамой? — пришла в голову девушки неожиданная мысль. — Он ведь говорил, что мама здорово манипулирует папой, значит, и к Димке знает подходы. А я реально сбегу, если он дальше будет душить своей заботой. И Борька прав: мне не хватает силы духа отказать твёрдо и бескомпромиссно. Я этого не умею. Блин, вот я трусиха. Столько Маришку подкалывала, а по факту вышло, что она, со своими бьющими через край эмоциями и сумасшедшей влюблённостью, интуитивно часто правильно поступает. А я думаю, думаю, думаю и всё без толку. Но с Димой нельзя только на эмоциях. Он слишком хорошо всё продумывает, а мне тупо не хватает мозгов и решимости. Боже! Если он решит, что я дурочка, он во мне разочаруется и бросит меня!»
По пути в номер Настя размышляла, а не стоит ли ей всё–таки забеременеть и спокойно жить с Димкой. Идея казалась то здравой, то малодушной. А вот мысль побеседовать с Кариной, мамой Димы, созрела окончательно, и Настя всерьёз намеревалась это сделать при первой же возможности. Терять любимого из–за собственной глупости и недальновидности она не собиралась.
«Всё равно поругаюсь с ним по поводу шоппинга! — решила девушка. — Вот прямо сейчас придём в номер и выскажу ему всё, что думаю. Пусть не держит меня за пустышку, которой нужны только его деньги!»
Как только дверь за ними захлопнулась, Дима притянул настроенную по–боевому любимую к себе. Он чувствовал: она завелась и злится, и сразу вспомнил суровый взгляд своей зеленоглазки на выходе из торгового цента в Бангкоке. Но ссориться не хотелось.
Весь энергетический заряд, собранный для удара по завышенной самооценке Димы, ушёл в страсть с первым же поцелуем. Настя успела только скинуть босоножки и в душ попала полностью одетая. Как и Дима. Тугие прохладные струи воды не приглушили страсть, а лишь освежили тела и подогрели интерес. Настя в прилипшем к телу прозрачном белом сарафане выглядела обворожительно и безмерно притягательно, эротично.
— Не хочу тебя раздевать, ты такая… — шептал Дима, осыпая её поцелуями.
Его одежда давно валялась на полу, а он всё гладил и целовал её сквозь мокрую ткань, покусывал, сжимал.
— Дима, — стонала она просительно.
— Не-а, ты была непослушной девочкой, спорила со мной, и сейчас будешь наказана. С особой жестокостью. — Он растягивал гласные и получал огромное удовольствие от каждого своего слова, от каждой её реакции на его прикосновения, от беззащитности, звучащей в её голосе. — Ночь будет очень долгой, Настя. Бесконечно долгой.
Она честно хотела сказать: «Посмотрим, кто ещё кого накажет», но его угроза обещала слишком много удовольствий.
Глава 24
Остаток каникул прошёл в неге и любви. Друзья загорали, купались, ели, пили и просто наслаждались жизнью, теплом и сибаритской атмосферой истинно курортного города.
За день до вылета домой они арендовали катер на весь день и обследовали роскошные пляжи островов — с мелким белым песком, шёлковыми струйками стекавшим через пальцы; с настырными обезьянками, нагло ворующими бананы прямо из лодки, на которой они подошли к берегу; с прозрачной бирюзовой водой, тёплой и ласковой.
По Вселенскому Закону Подлости именно в этот день большая часть отдыхающих умудрилась обгореть — парни не мазались кремом своевременно, а девушки, хоть и мазались, но проводили слишком много времени на солнце, надеясь напоследок загореть посильнее.