лучше, чем думаешь.
Я тяжело выдыхаю, беру его руку и прижимаю к колотящемуся сердцу.
— Здесь. Просто почувствуй это. Вот что я чувствую к тебе, ты, властный засранец.
Деклан смотрит на свою руку. Широко разводит пальцы и чуть нажимает. Закрывает глаза и через мгновение произносит с тихим удивлением:
— Наши сердца бьются синхронно.
Эти несколько слов наполняют меня таким страхом, какого никогда не испытывала. Это ужас, чистый и холодный, и он пронизывает меня насквозь, прямо до костей.
Как только это началось, такую мощную вещь, как два сердца, бьющихся в такт друг другу, остановить невозможно.
Помогите. Я упала и не могу подняться.
— Не смотри так испуганно.
— Ты сказал «абсолютная честность». Мое лицо просто соответствует плану.
— Я также говорил о полном послушании.
— Два из трех — это неплохо.
Его взгляд становится острее.
— Это твой способ сказать, что ты мне доверяешь?
Мой смех тихий, но раздраженный.
— Разве это неочевидно? Любой другой мужчина, который попытался бы заставить меня называть его «сэр», уже бы стал евнухом.
Деклан обхватывает мою челюсть большой ладонью.
— А как насчет меня? — спрашивает он с внезапной яростью и горящими глазами. — Могу ли я доверять тебе в ответ?
— Убавь громкость, мистер Натиск и Напор. Почему все должно быть так: жизнь или смерть?
— Не меняй тему.
— Я даже не уверена, о чем конкретно ты спрашиваешь. Это звучит как нечто гораздо большее, чем обычное определение доверия. Тебе нужна пересадка сердца, о которой ты мне не говоришь, и ты хочешь, чтобы я стала донором?
— К тому времени, когда все это закончится, мне понадобится пересадка сердца.
— Отлично. Это очень проясняет ситуацию, спасибо.
Он свирепо смотрит на меня. Я хочу отстегать его палкой.
— Как насчет того, чтобы поделиться со мной соображениями о том, что ты понимаешь под словом «доверие»? Давай начнем с этого.
Деклан ставит галочки в списке, как будто это вытатуировано у него в мозгу.
— Никакой лжи. Не прячься. Полное подчинение. Полная самоотдача. Твоя жизнь превыше моей, и наоборот. Все, что у меня есть, принадлежит тебе, и наоборот.
— Звучит как вступление в секту.
— Я еще не закончил.
— Господи.
— Мы всегда прикрываем друг друга. Мы всегда выполняем свои обещания. А секреты остались в прошлом.
На последнем слове он как бы сдувается. Опускается ниже, будто набрал вес, как тонущий корабль, набирающий воду.
Пристально глядя на него, я говорю:
— У тебя много секретов, не так ли?
— Ты же знаешь, что да.
— И ты хочешь рассказать их мне?
— Я хочу, чтобы ты поняла, кто я такой.
— Я думаю, что уже знаю.
— Нет, девочка. В твоем понимании это внешний слой луковицы. Сухая, тонкая кожица. Чтобы понять, кто я на самом деле, потребуется немного сконцентрированного отшелушивания нескольких слоев.
— Понятия не имею, откуда вы берете свои метафоры, сэр, но я хотела бы отметить, что доверие — это то, что развивается с течением времени. Оно органично и основано на опыте.
— Неправильно. Доверие — это решение. Ты можешь доверять, как дышать. — Деклан делает эффектную паузу, прежде чем нанести смертельный удар. — Как ты делала это в душе.
Ненавижу, когда у людей отличная память.
— Подожди. Позволь мне разлепить веки. Ты хочешь сказать, что если бы я сказала тебе прямо сейчас, что ты можешь мне доверять, так бы и было? Ты бы пошел на это?
— Ага.
— И ты расскажешь мне все свои истории о луковой шелухе?
— Ага.
— Прости за оскорбление, но это кажется чрезвычайно наивным для человека в твоем положении.
— Так бы и было, если бы я уже не знал, что ты никогда не сказала бы, что я могу доверять тебе, если бы не мог.
Проклятье. Эти отношения никогда не сложатся, если он будет все время прав.
— Предлагаю компромисс.
— Я не люблю компромиссов.
— Какой колоссальный сюрприз. Как я уже говорила, думаю, что где-то между этими двумя крайностями есть золотая середина. Почему бы тебе не открыть мне один секрет, и мы начнем с этого?
Когда Деклан просто смотрит на меня, поджав губы, я говорю:
— Маленький. Например, почему ты никогда не носишь ничего, кроме черного. Воспринимай это как тренировочный заход перед полным доверием.
Через мгновение, когда Деклан отрабатывает сердитый вид, он мрачно говорит:
— Придет время, девочка, и очень скоро ты все узнаешь. — Он переворачивается на спину и смотрит в потолок. Затем встает, одевается и выходит из комнаты.
Когда три дня спустя Деклан все еще не вернулся, я испытываю панику, не похожую ни на что из того, что я когда-либо испытывала.
Потому что, согласно новостным сводкам, босса каждого мафиозного синдиката в стране убивают, одного за другим.
Когда я вхожу в дом, уже поздно. Почти три. Я ожидаю найти Слоан спящей в постели, но вместо этого она в медиа-комнате, свернулась калачиком на диване с бокалом красного вина. На кофейном столике стоят две бутылки вина, одна из них пустая, другая на четверть полная.
Телевизор настроен на круглосуточную новостную станцию.
Она меня не замечает. Я стою в дверях и наблюдаю за ней, пока она делает глоток из бокала с вином и грызет ноготь на большом пальце. Она выглядит измученной. Взвинченной. Обезумевшей от беспокойства.
Я чувствую укол вины, но все равно рад, что не позвонил.
Не то чтобы это было легко.
Слоан ни на секунду не выходила у меня из головы с тех пор, как я уехал. Если бы еще не знал, что одержим, то с разницей в три дня довел дело до конца с тонкостью топора.
Схватив пульт дистанционного управления, она начинает переключать каналы, перескакивая с канала на канал, делая паузы всего в несколько секунд между каждым перескоком. Что-то ищет.
Я знаю, что именно.
— Попробуй CNN. Они обожают эту чертовщину.
Слоан вскакивает на ноги, роняя бокал с каберне на пол. Вино разливается по всему кремовому ковру, оставляя узор, похожий на брызги из перерезанной яремной вены.
Сжав руки в кулаки, она смотрит на меня широко раскрытыми немигающими глазами.
— Ты жив.
— Ах, снова эта удивительная наблюдательность.
Ее глаза вспыхивают.
— Не смей вести себя со мной беспечно. Не смей быть болтливым. — Она указывает трясущимся пальцем на диван. — Я сижу здесь уже три гребаных дня, слушая репортажи об убитых гангстерах. Три. Дня. Ты хоть представляешь, через что я прошла? Почему ты не позвонил? Где, черт возьми, ты был?
С каждым вопросом ее голос повышается. Она чертовски зла.
Это не должно меня
