– А потом, – продолжал он, – ты разыграла пассивно-агрессивную карту, сговорившись с Анной за моей спиной…
– Минуту! – воскликнула она, поняв, что он нарывался на скандал с того момента, как вошел в дом. И своего добился.
– Ты не понимаешь, о чем говоришь. И я не пассивно-агрессивна. Просто…
Он изогнул бровь, выжидая с издевательским терпением, что довело ее до точки кипения. Ей больше не нужно ничего и никому доказывать, особенно себе.
– Знаешь, я не желаю говорить с тобой, когда ты в таком состоянии.
– В таком? – поинтересовался он.
– Когда ты уперся как мул и упрям, и…
– Это одно и то же, Грейс.
– Самодоволен, – докончила она. – Чересчур ученый, чванливый… доктор.
Выпалив последнее оскорбление, она глубоко вздохнула и снова выпалила:
– Ладно, доктора я беру обратно. Это я с досады. Я не хотела…
– Я думал, ты не желаешь говорить со мной.
– Рр-р…
Тихо зарычав, она схватила сумочку и ринулась к двери, но тут же вспомнила о своих обязанностях няни. И поэтому развернулась:
– Ты возвращаешься в больницу?
– Приходится.
– Прекрасно. К твоему сведению, я побеседовала с Сарой. При условии, что ты доверяешь моему пассивно-агрессивному суждению, должна сказать, что она идеальная няня и может начать немедленно.
– Вовремя, поскольку ты получила работу, которую хотела.
– Вообще ты понятия не имеешь, чего я хочу.
– В таком случае скажи мне.
«Да, Грейс, скажи ему».
Но он стоял здесь, такой большой и уверенный в себе, невероятно широкоплечий, достаточно сильный, чтобы принять на себя беды всего мира.
Что он и сделал.
А что сделала она? Именно то, в чем он ее обвинял. Она слепо следовала по предназначенному пути, не тратя времени на то, чтобы подумать, хочет ли этого и способна ли бороться за собственные надежды и мечты.
Ей стало стыдно. До глубины души. Она понятия не имела, как скажет ему, что хочет отказаться от единственного, что умеет хорошо делать, и начать сначала. Что желает сохранить свой маленький придуманный мирок, который создала для себя. Поэтому она молча ушла на кухню.
– Как насчет того, чтобы испечь корзиночки? – спросила она Тоби.
– Здорово!
Входная дверь хлопнула, и Грейс ощутила прилив самых различных эмоций.
Сожаление.
Беспокойство.
Потеря.
И что-то еще. Что-то, от чего стало неприятно в животе, потому что казалось, сердце рвется.
«Ну что, развлекаешься?»
Шоколад дешевле психотерапии, и о визите не нужно договариваться.
Через четверть часа Джош уже был в больнице, стараясь сосредоточиться на пациентах, что оказалось нелегко. Почему он поскандалил с Грейс? Потому что она так утвердилась в его жизни, что теперь он не мог представить существования без нее? Потому что она получила работу, которую даже не слишком хотела, и теперь уедет?
Все это не имеет смысла. Он всегда знал, что она уедет. А если станет работать в Сиэтле, тоже не беда – это не слишком далеко.
Но не в этом дело. Дело в том, что уже ничего не будет, как прежде.
Его вина.
Его гребаная вина.
Он позвонил Райли и спросил, есть ли у нее время посидеть с Тоби, чтобы Грейс могла уйти, если пожелает. Райли пообещала приехать.
Следующие пять часов Джош провел за работой и к концу смены хотел одного – свалиться в постель.
Но в коридоре его поймала Мэлори. Она была в розовом больничном костюме и выглядела несколько озабоченной.
– Есть минута? – спросила она.
Сегодня в приемном покое творилось нечто невообразимое. На шоссе столкнулись пять машин, обычные сердечные приступы и похмелье, а также целая куча стрептококковых ангин. И Мэлори постоянно была рядом.
– Для тебя – всегда.
– Ой, только не заставляй меня сказать Таю, что я выхожу не за него, а за его лучшего друга, – улыбнулась она.
– Сообщи, что поняла: замуж нужно выходить за настоящего мужчину.
Она рассмеялась. Но ему не удалось сделать того же. Мэлори посмотрела на него, и ее улыбка померкла.
– О Джош, ты этого не сделал!
– Что именно?
– Ты все испортил?
Джош покачал головой.
– Что заставляет тебя так думать?
– У тебя есть пенис.
Джош перевел дыхание.
– А может, нечего было портить.
– О Господи, как может такой умный парень, как ты, быть таким тупым?
– Тупым?
– Именно! Ты влюбился в нее, Джош. Я точно это знаю. Мы все это знаем. Это написано на твоем лице и проявляется в каждом твоем движении, когда она рядом.
– Я веду себя с ней точно так же, как со всеми, – возразил он.
– В самом деле? И всем няням платишь по тысяче долларов в день?
– В неделю, – пробормотал он. Но она не слушала. Она рвала и метала.
– Понять не могу, как ты этого не видишь? Неужели не смотрел свое фото в Фейсбуке? Не замечал, что последние недели ты куда спокойнее?
Она неожиданно ударила его в грудь.
– «Расслаблен, Джош»! Ты! Черт, да ты даже продал практику, чтобы иметь время на личную жизнь. Так что проснись, понюхай чертовы корзиночки! Ты сходишь по ней с ума! Даже позволил себе зависеть от нее! Ты, король независимости от всех на свете!
– Я плачу за то что на нее можно было положиться.
– Да, ты и мне иногда платил, когда я работала у тебя в офисе при нехватке персонала, – напомнила она. – Но при этом мы не занимались этим у бассейна, как парочка подростков.
– Она тебе сказала? – недоверчиво спросил он.
– Не она. Анна. Мы с Эми пытались выведать у Грейс подробности, а она слова не сказала. Знаешь почему?
Джош почти ничего не боялся, но даже он опасался Мэлори, когда ее глаза становились безумными. И поэтому ничего не сказал.
– Все потому, что ты не хочешь признаваться, когда терпишь поражение, – выпалила она, подбоченившись.
Он старался не отступить и держал оборону на случай, если Мэлори решит снова ударить его, потому что для такой миниатюрной девчонки дралась она очень больно.
– Вот что я скажу: я люблю тебя, но если каким-то образом ранишь Грейс… не знаю, что сделаю. Зависит от того, что ты натворишь.
И снова он во всем виноват.
«Потому что так оно и есть, кретин…»
Джош ущипнул себя за переносицу.
– Послушай, уже поздно. Я устал. Ты устала. Для чего ты просила минуту моего времени? Сказать что-то важное или орать благим матом?
