— Спасибо тебе, Машенька, на добром слове. Но ты знаешь о моей жизни далеко не все. Тебе, наверное, кажется, что, выйдя замуж за Бориса, я искренне старалась полюбить его. Но это не так, — Полина глубоко вздохнула, внутренне решая, открываться ли перед Машей. — Я надела маску и носила ее все двадцать пять лет нашего брака. Я подавляла свои чувства к Виктору не потому, что боялась обидеть Бориса, а потому что не хотела, чтобы окружающие подумали обо мне плохо.
— Наверное, вам было очень тяжело, — тихо сказала Маша.
Полина печально кивнула:
— Еще бы. Всю жизнь играть чужую роль, не позволять себе быть искренней, притворяться. Но я сама виновата — мне всегда важнее было казаться, чем быть.
— Мне кажется, вы несправедливы к себе, — стояла на своем Маша. — Вы притворялись потому, что любили свою семью и боялись причинить боль близким людям.
— Но они все равно страдали! — воскликнула Полина. — Все эти годы Борис мучился, потому что чувствовал мою неискренность. А теперь мучается Виктор, из-за того что мне снова начинает казаться, что я совершила ошибку.
— Наверное, вам просто трудно перестроиться и дать волю своим чувствам. И еще вы вините себя за то, что причинили боль Борису Алексеевичу и сыновьям, — предположила Maшa.
Полине нечего было возразить:
— Да, это так.
— Не надо! Вы станете счастливой, только когда избавитесь от чувства вины. А ваши близкие будут рады за вас, вот увидите! — уверенно сказала Маша.
Полина любовалась ею:
— Завидую я тебе, Маша. В отличие от меня ты умеешь быть естественной. Глядя на вас с Алешей, я стараюсь измениться. Вы меня многому научили!
Маша и Полина добрались до дома Никитенко, на крыльце дома Маша замешкалась, доставая ключи. Найдя ключ и открыв дверь, Маша сделала пригласительный жест, но Полина замялась на пороге:
— Ну вот, я опять начинаю переживать. Как Лешка отнесется к моему приходу?
— Конечно же, он вам обрадуется! — уверенно сказала Маша.
— Хотелось бы! Как было бы здорово, если бы вы с Лешей приходили в гости к нам с Виктором, а мы — к вам. Но пока Леша не может примириться с тем, что рядом со мной не его отец, а другой мужчина.
— Так все и будет, не сомневайтесь, — заверила ее Маша. — Это обычная сыновняя ревность. Но со временем Леша привыкнет и успокоится. Вот увидите! Ведь он вас любит.
Алеша в одиночестве сидел за столом, перед ним стояла пустая бутылка из-под вина. Вошедшие Полина и Маша неверно оценили натюрморт на столе. Маша испуганно воскликнула:
— Леша! Что это значит? Ты пьешь в одиночку? Средь бела дня?
— Алексей, ты меня пугаешь. Не бери пример с отца — это может кончиться плохо! — требовательно добавила Полина.
Алеша открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент в кухню донесся голос Буравина:
— Лешка, оказывается, в погребе осталась еще одна неразбитая бутылка. Теперь точно — последняя, — Буравин вошел на кухню с бутылкой в руках, увидел Полину и замер.
— Вы что, пьете? — растерянно спросила Маша. Леша улыбнулся:
— Нет, Машенька, что ты!
— Мы просто… мы просто… — замялся Буравин. Леша подхватил:
— Дегустируем!
Оба расхохотались. Маша скомандовала:
— А ну-ка, рассказывайте, а то мы с Полиной Константиновной не знаем, над чем вы смеетесь!
— Да. А нам тоже хочется, — поддержала ее Полина.
Леша весело спросил:
— Продегустировать?
— Хотя бы посмеяться, — ответила мать.
— Да вы проходите, садитесь, я вам сейчас все расскажу! — Леша встал из-за стола и слегка покачнулся.
Полина всплеснула руками:
— Виктор! Ты-то взрослый человек, как ты мог!
— Видимо, не совсем взрослый! — дурачился Буравин.
— Вы посмотрите на них — кто из них взрослый человек? — Маша покачала головой.
Теперь настал черед женщинам смеяться — у мужчин были уж очень потешные физиономии.
— Я принял Виктора Гавриловича за вора и обрушил на него все стеллажи в погребке Зинаиды, — начал объяснять Леша.
— И огрел кочергой, — добавил Буравин.
— Да, и один раз огрел кочергой, — подтвердил Леша.
— Достойный повод выпить! — согласилась Полина. Теперь засмеялись все четверо. Все сели за стол.
Алеша заметил, что Буравин прячет взгляд, и заговорщицки склонился к нему:
— Клин клином вышибают, Виктор Гаврилович!
— Ты о чем, Лешка? — не понял тот.
— О том, что сейчас вам попадет от мамы, но когда она оттает, она вас простит за все грехи сразу — и за теперешние, и за прошлые.
— Между прочим, я все слышу, — сообщила Полина.
Буравин встал из-за стола и бухнулся перед ней на колени:
— Полина! Прости меня за все грехи! И за прошлые, и за теперешние, и за будущие тоже! Прости за все!
— Так, так, — удивленно смотрела на него Полина, — про прошлые и теперешние понятно. А что значит — прости за будущие?
— Прости авансом!
Маша и Алеша прыснули со смеху. Полина улыбнулась:
— Значит, ты и в будущем намерен обижать меня?
— Я не могу гарантировать, что ты на меня ни разу не обидишься в течение ближайших пятидесяти лет, — уже серьезнее сказал Буравин.
Маша переспросила:
— А почему пятидесяти?
— Да, откуда такая цифра? — удивился и Леша.
— Потому что я собираюсь прожить с твоей мамой, Алеша, как минимум до золотой свадьбы.
— Но мы еще не женаты, Виктор! — рассмеялась Полина.
Леша поднял палец:
— А вот это упущение!
Полина и Буравин переглянулись: впервые Алеша высказал вслух благосклонное отношение к их союзу!
Буравин поднялся с колен, сел рядом с Полиной, по ее взгляду было понятно, что он прощен. Буравин надкусил огурец, подхватив его вилкой с общей тарелки. Алеша последовал его примеру. Пока мужчины хрустели огурцами, женщины переглянулись. Полина спросила у Маши:
— Машенька, а что ты не ешь?
— Ой, Полина Константиновна, я так устала, что даже есть не хочется! — покачала головой та.
Буравин забеспокоился:
— Машенька, это ты в своей больнице так устаешь?
— Да, сегодня выдалась сложная смена, — ответила Маша.
— Потому что Маша еще ухаживала за одним знакомым нам пациентом… — продолжила Полина.
— К которому я Машу очень ревновал, — закончил Леша.
— Андрей Москвин пострадал от рук местных преступников, — объяснила Полина Буравину.
— Писатель? — вспомнил Буравин. — А как это случилось?
— Он вышел ночью прогуляться, и на него напали сзади, ударили по голове, — сказала Маша.
Буравин вздохнул:
— Да, не везет этому историку. Впрочем… А чего он хотел? Приехал ворошить старые истории нашего города и думал, что не вляпается в новые?
