— Я ничего не понимаю. Тогда зачем мама показывала мне письма и подарки от него на дни рождения и Рождество? Он всегда присылал мне тщательно продуманные гостинцы. Со смыслом.
— Для твоей матери была важнее твоя вера в то, что ты ему дорога. Она взяла на себя роль мученицы, хотя это ее убивало. Приняла всю вину на себя за то, что вы с отцом не общаетесь. Не хотела, чтобы ты чувствовала себя отвергнутой Гленом. Она собирала письма, которые ты ему писала, читала их и следила за тем, чтобы все, что ты хотела, было куплено как бы от него. Но все это покупала она. А когда ты просила что-то особенное из Ирландии — шоколадку или музыку — их покупал я, а твоя мать возвращала мне деньги, несмотря на мои протесты.
— Она писала письма от его лица? — осеняет меня.
Он печально кивает.
— А алименты?
Отец Доэрти качает головой.
Господи. Глен не платил. Мы с мамой были совсем одни.
Он вздыхает.
— Она хотела для тебя лучшего. Отправляла мне подарки для тебя, тратила сотни долларов в год, чтобы я отправил их обратно, чтобы все выглядело по-настоящему.
Я вспоминаю ирландские марки, помятые коробки, от которых внутри все трепетало. Никогда еще так не хотела крепко обнять свою мать. На меня накатывает волна сочувствия к ней. Сколько же ей пришлось пережить, а я вела себя как избалованный ребенок. Все это время я считала, что она завидует отношениям, которые я хотела иметь с Гленом.
— Вот почему Кэтлин так меня ненавидела? Потому что я отобрала у нее отца, монополизировала его время, а потом его посадили?
Святой отец снова вздыхает, видимо напрягшись от необходимости признать, каким ужасным оказался человек, оставивший мне свои гены и гору психологических проблем.
— Кэтлин отчаянно жаждала любви. Всегда. Необходимость чувствовать себя любимой была для нее сродни необходимости дышать. Глен ограничил их общение воскресными встречами, но даже тогда больше проявлял интереса к Малу и его музыке, чем к дочери. Но к Малу Кэтлин не ревновала. Она всегда, с самого детства, любила этого парня. Думаю, ей было легче винить во всем тебя. А потом, когда ты приехала после смерти отца, она волновалась, что тебя интересует только его наследство. Когда мы с тобой встретились, я хотел уберечь тебя от Кэтлин. Отправил к Малу, предупредив его не рассказывать тебе правду про Глена и твой шрам. Но потом вы оба пошли к Кэтлин, и та поняла, что ты прибыла не только за ее отцом, но и за парнем, в которого она была влюблена с самого рождения.
— Постойте, — поднимаю я руку. — Мал был в курсе происходящего? Он все знал, когда я приезжала сюда в восемнадцать лет?
Ну разумеется, он знал. Если уж Мэйв и Хизер были осведомлены о моем прошлом, хотя не имели ни малейшего представления обо мне, то Мал уж знал и подавно.
По огорчению на лице отца Доэрти я понимаю, что он не до конца продумал соучастие Мала.
— Он не хотел…
— Мне пора. — Я вскакиваю, горло саднит от слез. Ничего правдивее в жизни не говорила. Мне действительно пора. Не только из «Кабаньей головы», но и из Толки тоже. Я должна оставить Ирландию в прошлом. Каждый зеленый холм, очаровательную вымощенную тропинку и красную дверь, что преследуют меня во снах.
Нужно было слушать мать, которая говорила мне, умоляла, предупреждала насчет этой страны. Убеждала сбежать и не оглядываться назад. Может, удастся аннулировать брак с Малом. Еще даже недели не прошло.
Мал, Мал, Мал, Мал.
Тайная дочь.
Правда о моем отце.
Лживый, морочащий голову, вероломный кусок…
— Подожди! — Отец Доэрти встает и, пошатнувшись вперед, берется за край стола. Он такой хилый, что у него непроизвольно вырывается стон. Старик, кряхтя, хватается за поясницу.
Я замираю, согнув плечи.
— Вам вызвать такси? — тихим голосом спрашиваю его.
Он качает головой.
— Не злись на него, пожалуйста. Мал просто выполнял мои поручения. Он, как и твоя мать, как и я сам, не хотел, чтобы правда тебя поглотила, чтобы прошлое определяло твое будущее.
При всем уважении, но отец Доэрти говорит как предсказание из печенья. Я не удовлетворена такой отговоркой.
— Не ему решать, что мне нужно, а что не нужно знать. И не вам. И не ей. Никому, — по-звериному взвываю я, всплескивая руками.
Все в пабе поворачивают ко мне головы, и я сбавляю обороты, наклонившись вперед и взволнованно зашептав:
— Никто не назначал Мала на должность моего принца на белом коне. А если он и был таковым, то справился паршиво. Я имела право знать. Я пришла к нему за ответами. Он заманил меня в свои сети и вынудил думать, что я попала туда по собственной воле. Я бы никогда…
Не переспала с ним, будь я в курсе того, что натворил мой отец.
Не позволила бы ему обнимать меня всю ночь напролет.
Не влюбилась бы в него.
Если бы Мал рассказал правду в нашу первую встречу, наши отношения сложились бы совсем иначе.
Меня внезапно осеняет.
— Скажите, святой отец, у Тэмсин недавно был день рождения?
Блестки.
Торт, который испек Мал.
Подарок.
Отец Доэрти, которые внезапно нарисовался в магазинчике мисс Патель, где покупал выпивку.
Безусловно, вот еще одно событие, на которое меня не позвали, потому что я дочь дьявола — дьявола, чье единственное преступление заключалось в попытке спасти меня от моего отца.
— Да. — Святой отец опускает подбородок, смотря в пол. — Ее седьмой день рождения.
— Понимаю.
Впервые за всю свою жизнь я произношу эти слова уверенно. Понимаю. Да, Тэмсин важна для меня, но я не могу себе позволить остаться и смотреть, как она растет.
— Так вам понадобится такси или нет?
Даже меня передергивает от грубости в моем голосе. Этому мужчине около восьмидесяти пять лет. Я не имею права разговаривать с ним в подобном тоне. Он выкручивает себе пальцы, не в силах поднять глаза и встретиться со мной взглядом.
— Ох, Рори. Моя дорогая Рори. Ведь мама ничего тебе не рассказывала, верно? Она бы никогда не рассказала.
Я поджимаю губы и смотрю на свои ботинки, как провинившийся ребенок.
Молю, Господи, не поджигай меня.
Отец Доэрти смотрит на мой стоящий у стола чемодан и находит мужество взглянуть на меня, сказав:
— Не уходи. Не уезжай в Америку. Если уедешь, то выплеснешь свой гнев на Дебби, а она этого не заслужила. Аврора, она очень тебя любит. Она всегда пыталась защитить тебя от тьмы, окружавшей Глена. Помню, дав тебе имя, она отправила мне письмо с разъяснением своего выбора. Потому что хотела, чтобы ты обрела сказку, что-то совершенное и незамысловатое. Она не хотела, чтобы эта беда на тебе отразилась.
— И все же так и случилось, — скрежеща зубами, возмущаюсь я.
Шмыгнув носом, священник вытирает слезы большим пальцем.
— Беда, без сомнения, догнала и обрушилась мне на голову.
***
Мал
Преимущество (наверное, единственное) жизни в маленьком городке — люди всегда тебя разыщут. Через пятнадцать минут после того, как Рори ушла из дома, хлопнув дверью, а я протирал дырку в полу, пытаясь продумать следующий шаг, мне звонит бармен из «Кабаньей головы» и рассказывает, что мой дед ведет оживленную беседу с молодой женщиной.
С моей женщиной.
Вернувшись в реальный мир, я несусь к своей машине и веду ее как взбесившийся пес. Швыряю тачку на парковке, не выключив движок, и вижу, как Рори садится в такси. В уродскую «Рено» семидесятых годов, у которой чихает мотор. Рори так торопится уехать, что не хочет ждать приличную машину.
Вот как сильно она тебя ненавидит.
Я бегу, жестом показывая жене опустить окно, и блокирую ей путь к отступлению, и… черт, она будет слушаться?
Рори прикидывается, что не видит меня, смотрит прямо перед собой на спинку водительского кресла. Ее темные очки сдвинуты на кончик носа пуговкой. Я ударяю кулаком по окну, надрываясь от кашля, поскольку за последние пятнадцать лет моим единственным видом физической активности был секс.
