у тебя суперсила.
И она была права.
Но теперь, в первый раз за долгое время, Грета боится снова начать играть. И некому сказать ей, что все будет хорошо.
Когда Мэри уходит, Грета с Конрадом сидят и слушают, как инструктор учит танцевать макарену: «Ладони вверх, сначала одну, потом другую!» – и танцующие хохочут, топая ногами по деревянному полу. Туман за окном начинает рассеиваться, и в полуденном свете все приобретает сепийные оттенки.
Потрепанный экземпляр «Зова предков» лежит на столике между ними, и Конрад с интересом поглядывает на него. Потом берет в руки, открывает и видит титульный лист, на котором крупным детским почерком выведено имя Бена. Его брови приподнимаются, ему становится очевидна ценность этой книги.
– Он оставил это тебе?
– Он дал мне ее на время.
– И это значит, ты снова увидишься с ним?
Грета искоса смотрит на него:
– Не знаю, папа.
– Ну, если хочешь знать мое мнение, хотя вряд ли оно для тебя очень важно, мне он показался неплохим парнем. – Он замолкает, и Грета почти видит, как он проглатывает слова «в отличие от прочих». К его чести, он не произносит их. А вместо этого осторожно похлопывает по книге и кладет ее обратно на стол. – И вкус у него хороший.
– Да, он такой, – говорит Грета, – но у него жена и дети.
У Конрада отвисает челюсть:
– Правда?
– Они расстались. Но груза прошлого это не отменяет.
– Он есть у всех. Даже у тебя. И хотя он другого размера и формы, это не означает, что он не тяжел.
Грета прищуривает глаза:
– И когда только ты успел стать философом?
– Думаю, в этом виновата вода. – Он поворачивается к окну. – Это она так действует на меня.
– Дело тут не только в… грузе прошлого, – говорит Грета, немного помолчав. – У нас с ним такая разная жизнь. Он беспокоится о дочери, которой, возможно, придется делать операцию. Я беспокоюсь, потому что…
– …Тебе придется играть на гитаре в эти выходные.
Грета напрягается, выискивая в его словах привычное пренебрежение. Но, похоже, его там нет. И она кивает.
Конрад какое-то мгновение думает над сказанным им и добавляет:
– Но это делает тебя счастливой.
– Сделает, если все пройдет хорошо, – осторожно произносит она, все еще не понимая, к чему он клонит. И смотрит на него несколько озадаченно: – Ты сейчас навеселе или что?
Он смеется и трясет бокалом с кубиками льда.
– Сейчас далеко за полдень, и сегодня последний день круиза, в который я должен был отправиться с моей покойной женой, чтобы отпраздновать наш юбилей. Так что, конечно, я напился. Но мне все же будет дозволено поболтать с моей дочерью, разве не так?
– Мне кажется, – ровно говорит она, – это просто… странно.
– Эшер сказал мне, что ты переживаешь тяжелые времена, – признается он. – Вот почему он решил, что это путешествие – хорошая идея.
Грета хмурится:
– Для кого?
– Для тебя, – отвечает он так, будто это само собой очевидно. – Он подумал, что это поможет.
– Верно. Поможет тебе.
Конрад выглядит озадаченным.
– Нет, поможет тебе. Мне-то с чего помогать?
– Да с того, что ты должен был поехать сюда с мамой. – Грете кажется, она оказалась в некоей альтернативной реальности. – И тебе было бы очень грустно, если бы ты поехал один.
– Я не был бы один. – Он выговаривает слова медленно, словно объясняет что-то очень важное маленькому ребенку. – Со мной были бы Фостеры и Блумы.
Грета вскидывает руки:
– Я так и сказала!
– Кому?
– Я так и сказала Эшеру, когда он попросил меня поехать в этот круиз, чтобы составить тебе компанию.
– Он сказал тебе, чтобы ты поехала, потому что это поможет мне? – недоумевает Конрад, и Грета кивает, чувствуя облегчение, оттого что они наконец-то говорят на одном языке. – И он сказал мне, что это поможет тебе?
– Да.
Конрад какое-то время переваривает услышанное.
– Вау.
– Ага. Он устроил нам «Ловушку для родителей». На лодке.
– Это корабль.
– О боже ты мой, какая разница? – Грета со стоном откидывает голову. – Почему все так настаивают на этом? Ты боишься, что я оскорблю чувства корабля? – Она ищет свой телефон. – А сколько сейчас времени, кстати говоря?
Конрад смотрит на часы:
– Двенадцать тридцать.
– Прекрасно. – Она оглядывается, ища глазами официанта. – Мне теперь тоже можно выпить.
Когда она вновь поворачивается к нему, он смеется.
– Что такое?
– Ничего, – с улыбкой отвечает он. – Просто… я не против того, что он сыграл с нами такую шутку.
Позже Грета выскажет Эшеру все, что о нем думает. Обзовет его кукловодом. Скажет, что он у нее в долгу. Но в этот самый момент, к ее большому удивлению, она не может не признать, что тоже не против этого.
Перед концертом они идут выпить в бар «Левый борт», и Грета замечает на одном из столиков оставленную кем-то колоду карт.
– Давай посмотрим, на что ты способен, Гудини, – говорит она, подталкивая ее к Конраду, когда они садятся. Он, красивый и расслабленный в рубашке с галстуком, вытряхивает карты из коробочки.
– Давно я не проделывал это. – Он начинает тасовать карты, но потом с деловым видом распускает их веером и кивает: – Выбери одну.
Она делает это.
– И что теперь?
– А теперь верни ее обратно. Но не говори мне, что это за карта.
Он с загадочной полуулыбкой, словно наслаждаясь собой, снова тасует колоду. Но потом сбивается, и карты разлетаются. Грета встает со стула и поднимает их, а Конрад, продолжая сидеть, обозревает учиненный им беспорядок.
– Думаю, я слишком стар для этого.
– Вовсе нет, – возражает она, поднимая голову.
Он изучает свои руки:
– Я чувствую себя древним стариком.
Грета прекращает возиться с картами.
– Это необязательно конец. И даже может стать и началом чего-то нового.
Он качает головой с очень серьезным выражением лица:
– Я не хочу начинать что-то новое.
– Боюсь, у тебя нет выбора, – мягко говорит она, возвращаясь к картам. Когда она снова поднимает глаза, то видит, что отец сидит с отсутствующим выражением лица. Он кладет на столик даму червей и какое-то время смотрит на нее.
– Мы собрали пазл наполовину, – начинает он, и Грета садится на полу на пятки, слушая его. – Мы занимались этим за обеденным столом. Трудная головоломка – тысяча кусочков. А теперь… Теперь я не могу продолжить без нее, но в то же время не могу убрать так и не собранный пазл.
Грета снова садится на стул.
– Папа, – говорит она, и ее голос надламывается на этом слове, ей кажется, что надламывается и
