мои волосы и кончил в меня.
Да, Джексон трахнул меня. Это было жёстко, грубо и идеально. Но это был не тот дешёвый секс, которым хвастались Джун и Ханна. Джексон и я трахались, и мы любили друг друга.
У нас было и то, и другое.
Я была в бреду, когда он упал на мою сторону, притягивая меня к своей груди, чтобы обнимать, пока мы восстанавливали дыхание.
— Я скучал по тебе, — это был третий раз, когда он сказал мне эти слова за сегодняшний вечер.
— Я рядом.
— Я знаю, — он вздохнул. — Просто у нас давно не было ничего такого. Только я и ты.
Я нежно поцеловала его в грудь.
— Всё станет проще.
— Да, — он крепко обнял меня, прежде чем отпустить в ванную и прибраться. Когда я вернулась в спальню, он забрался под одеяло. Обычно он всегда стягивал покрывало, чтобы оно не испачкалось, но сегодня вечером мы так спешили, что он забыл об этом.
Я забралась в постель, прижимая свою голую маленькую ногу к его голой большой ноге.
Как только я закрыла глаза, на меня нахлынула жалость к Ханне и Джун не потому, что я огрызнулся на них, а потому, что у них не было этого. Они могли заняться сексом, но у них не было кое-чего очень важного. У них не было любви.
Дыхание Джексона стало прерывистым, он почти окунулся в сон. Поэтому, прежде чем он успел отключиться, я прошептала его имя.
— Хмм?
Я сделала глубокий вдох.
— Ты любишь меня?
Его руки, обнимавшие меня, дернулись, и его тело замерло.
Я распахнула глаза, уставившись на тумбочку, пока ждала ответа.
Но получила не тот, которого ожидала.
Джексон расслабил руки и поцеловал мои волосы.
— Тебе нужно поспать, малышка.
Уилла
— Мы уже давно не обедали здесь вместе, — сказал папа.
— Да, это так, — я улыбнулась.
Последнее моё воспоминание о наших совместных обедах в его классе, было после того, как я получила место директора лагеря. Я приготовила нам бутерброды с арахисовым маслом и джемом, и отправилась в школу, чтобы обрадовать его хорошими новостями.
Как и тогда, он сидел на своей стороне высокого учительского стола, а я — напротив него. В углу висела та же таблица Менделеева, что была там десятилетиями. Шкафы в задней части комнаты были наполнены мензурками и горелками Бунзена. Над нами висела точная копия солнечной системы, над созданием которой я помогала ему работать несколько лет назад.
— Помнишь как в старшей школе ты приходила сюда по четвергам, чтобы пообедать со мной?
Я кивнула.
— Лучшие обеденные перерывы.
Я бросала своих друзей в кафетерии, ради обеда с папой. Однажды один мой одноклассник сделал ехидный комментарий по этому поводу, назвав меня папиной дочкой. На что я просто пожала плечами и ушла, потому что это было правдой. Я была папиной дочкой. Сорок пять минут, проведённых в его классе, никогда не вызывали у него смущения.
Большую часть этих обедов мы с папой говорили о моей домашней работе или о моих друзьях. Если меня что-то беспокоило, его класс становился моим спасением.
Так и было сегодня.
— Что-то не так, милая?
Я проглотила кусок сэндвича и запила его глотком кока-колы.
— Нет, — солгала я.
Он нахмурился.
— Уилла.
— Ничего важного, — я также лгала и себе.
Последние две недели были ужасны. С тех пор, как я спросила Джексона, любит ли он меня, всё между нами начало рушиться.
Мы по-прежнему виделись каждый день, но он был отстранён. Он больше не смеялся со мной, и его редкая улыбка была вымученной. Всякий раз, когда я спрашивала его, всё ли с ним в порядке, он бесился и говорил мне, что у него просто много всего на уме.
Возможно, более храбрая женщина приставала бы к нему и давила на него, пока он не признался бы что его беспокоит. Может быть, она бы воспротивилась ему, потребовав, чтобы он перестал так себя вести.
Но я не была такой женщиной. Я позволяла ему ворчать днём, потому что ночи он всё равно проводил в постели со мной.
Джексон, возможно, и не хотел разговаривать со мной, но, похоже, у него не было никаких проблем с тем, чтобы затаскивать меня в постель.
Было ли жалким то, что я позволяла ему это? Может быть, женщина, которая не любила бы его так сильно, отказывала бы ему.
Но я просто не могла. По вечерам, когда Джексон не работал, я приходила к нему домой, чтобы приготовить ужин для них с Райдером. Мы ели, а потом все вместе смотрели телевизор на его потёртом кожаном диване.
В те ночи, когда Джексон работал, Райдер оставался с Хейзел. Он не приглашал меня в бар, чтобы провести с ним вечер. И теперь он всё больше и больше времени проводил там. Всякий раз, когда я приглашала его пообедать или просто провести время вместе, у него были встречи с Теей или он с чем-то помогал Хейзел.
Тем не менее, он появлялся в моей квартире в полночь.
Я ни разу не оттолкнула его, когда он забирался ко мне в постель.
— Ты всегда можешь поговорить со мной, — сказал папа.
— Я знаю. Спасибо тебе за это, — но это был разговор для мамы или, может быть, Лейтон. Мне нужен был женский совет.
— Райдер, кажется, прекрасно приспосабливается к школе.
— Я тоже так думаю, — кивнула я. — Он отличный парень. И, похоже, у него уже появилось несколько друзей.
Папа ухмыльнулся.
— Из того, что я видел, он мистер Популярность.
— Я совсем не удивлена.
Папа и Райдер познакомились несколько недель назад, но так как папа не был его учителем, они не часто виделись. Хотя я была рада, что и он, и Лейтон были здесь, чтобы присматривать за Райдером.
Я была не просто влюблена в Джексона. Его младший брат обвёл меня вокруг своего пальца.
Райдер был милым и забавным. На его привлекательной мордашке всегда красовалась улыбка, а в глазах был огонёк, который напоминал мне его брата. Это о многом говорило, особенно с тех пор, как Джексон обратился в окружной суд с просьбой стать его законным опекуном. Было удивительно, как набор бумаг, ожидающих оценки судьей, мог стереть гору забот из головы маленького мальчика.
Он был единственной причиной, по которой отношения между Джексоном и мной не были переполнены неудобством. Райдер был буфером в те вечера, которые мы проводили вместе. Джексон без труда одаривал его нежными улыбками
