Она почувствовала, как он пожал плечами, но потом, подумав, потянул ее прочь от костра.
— Ну ладно, хочешь непременно на него взглянуть? Пошли! Пока «скорая» сюда доедет, у тебя будет минут пять.
Михаил лежал совсем недалеко от нее, на широкой лавке, приколоченной прямо к забору, накрытый какими-то ватниками и одеялами. Он был мокрый, какой-то желто-бледный в свете стоявшего у его изголовья, видимо, Костиного фонаря.
— Миша, это я, — сказала она и взяла его за руку. Совсем мраморно-холодную, будто неживую.
Тоня думала, что он без сознания, но Михаил вдруг заговорил:
— Тато, я идиот! Зачем я сюда приехал? Ведь все было за то, что тебя нужно оставить в покое. Мне даже цыганка говорила, чтобы я в горы не ездил, представляешь? Я никого не стал слушать.
— Тебе, наверное, нельзя говорить? — обеспокоенно сказала она, удивленная его многословием. Может, у него начинается горячка?
— Сейчас мне уже все можно.
— Как тебе удалось выбраться?
— Это тебе удалось, а мне не удалось. Что-то отбито у меня внутри.
— Ничего у тебя не отбито, — сказала Надя, до того молча стоявшая у его ног. — Иначе ты бы не смог столько проползти.
— Наверное, я хотел жить, — попытался улыбнуться он. — Но меня пару раз чувствительно долбануло таким огромным камнем… Хорошо, что как раз поблизости оказался фонарный столб. Его забетонировали основательно. Я был так близко от пропасти, от той черной дыры, куда меня тащила страшная сила… Бог меня наказал! Я вот здесь лежу и думаю, что все дело в моей глупости. Нельзя пугать женщин. Тот американец попробовал напугать Надежду — поплатился, я пугал Антонину — и вот лежу, раздавленный…
— Ты считаешь, это я виновата? — жалобно спросила Тоня.
— Да при чем здесь ты! — мрачно отозвался он.
В этот момент на свет костра подъехала «скорая помощь», и женщина в фирменном медицинском комбинезоне с чемоданчиком решительно подошла, сопровождаемая каким-то пареньком.
— Петя, посвети фарами! — крикнула она водителю. — А то здесь какой-то тусклый фонарь…
Костя рядом с Тоней обиженно фыркнул.
— Лавр! — позвал товарища Михаил.
Тот склонился над ним.
— Возьми у меня в кармане доллары. Они, конечно, мокрые, но я думаю, что вполне платежеспособные. И поезжай со мной, хорошо? Наверняка понадобится кому-то заплатить. Денег не жалей.
О Тоне он даже не вспомнил, весь погруженный в заботы о спасении.
Водитель «скорой» и двое добровольцев осторожно переместили Михаила на носилки и загрузили в машину. Лавр тоже полез в фургон, пошептавшись с Надей.
— Сейчас еще «скорые» подъедут, — сказал Костя, — будем заниматься спасением тех, кого еще можно спасти.
Он вложил Тоне в руку ключ.
— Погоди-ка… — Он ненадолго отошел и вернулся с фонарем. — Вот. Идите с Надеждой ко мне домой и ложитесь спать.
— Может, мы пойдем ко мне? — робко спросила Тоня.
— Не говори глупости, вначале мы твой дом осмотрим, какие там разрушения, мало ли. Огромный кусок скалы на дорогу упал. Кто знает, как это на жилых постройках отозвалось?
— Костя, скажи, почему ты так обо мне заботишься? — спросила она.
— А ты до сих пор не поняла?
Он осторожно поцеловал ее.
— Иди. Ничем вы здесь помочь не сможете. Район бросает к нам такие силы! Специалистов. И перестань себя есть поедом за то, чего ты не совершала и сделать не сможешь! Михаил, как видишь, жив. А помочь тем, кого накрыл сель, ты попросту вряд ли сможешь. Считай, что я буду заниматься спасением… тех, кого еще можно спасти… за нас двоих.
Он оглянулся на одиноко стоявшую Надю.
— За троих. Так что идите и отдыхайте.
Тоня подошла к Наде и обняла ее за плечи.
— Пошли, подруга, наш мужчина сказал, что мы можем отдохнуть, пока он будет геройствовать здесь с МЧС и медиками.
— Лавр сказал, что вернется, как только устроит Михаила… Он рассказывал, как полз по грудь в воде и пару раз его чуть не смыло…
— Я слышала.
— А потом, говорит, когда выполз на сухое место, все равно какое-то время еще полз, боялся, что следующая волна окажется выше и накроет его… Тебе Михаила не жалко?
— Жалко.
Тоня продолжала идти вперед, подсвечивая им с Надей под ноги, чтобы не оступиться.
Едва Тоня открыла калитку, как ей навстречу бросился Джек, жалобно поскуливая. И все тыкался ей в руку, просил, чтобы она его погладила.
— Ты испугался? — Тоня присела перед ним. — Думал, что я оставила тебя насовсем?
— Пошли в дом, — устало сказала ей Надя, — потом нацелуешься со своим Джеком!
— И в самом деле! — Тоня отодвинула от себя собаку. — Прости, Джек, сейчас не до тебя.
Но тот уже успокоился и привычно улегся возле крыльца.
Тоня отворила дверь и, быстро разувшись, прошла в гостиную.
— О, а свечи так и горят. Ну что, будем укладываться?
— Как ты можешь вести себя так спокойно?! — вдруг взорвалась Надя. — У тебя муж, возможно, инвалидом останется, а с тебя как с гуся вода. Целуешься со своим любовником на глазах у всего поселка!
А Костя еще беспокоился, что Тоня все так близко к сердцу принимает. Она, может, и не хотела бы, да добрые люди помогают.
— Ну вообще-то он вовсе не мой любовник. Вернее, он вовсе мне не любовник.
— А мне любовник, но вовсе не мой! — передразнила ее Надя.
— Драться хочешь? — спросила ее Тоня, ни разу в жизни не поднявшая ни на кого руку.
— С кем драться, с тобой, что ли? — пренебрежительно фыркнула Надя.
— Может, ты на Лавре остановишься, а? — жалобно поинтересовалась Тоня.
— Да я вот о том же думаю.
Надя наклонила голову и подперла ее кулаком.
— Два отвергнутых человека, нашедших тепло в объятиях друг друга.
Прозвучало это не слишком весело.
— А с другой стороны… — Надя помедлила, — уж лучше пусть он достанется тебе, чем Людке.
— Но ты же целовалась с Лавром, я видела! — возмущенно сказала Тоня. — Хотела на двух стульях усидеть?
— Думаешь, Костя тебе будет верен? — откликнулась Надя вопросом на вопрос.
— Да ни о чем я сейчас не думаю! — отмахнулась Тоня. — Вернее, думаю — неужели твои двести тысяч пропали?
— Конечно, пропали. Они теперь лежат под тоннами грязи, из которой, как ты правильно заметила, я выползла голышом!
— Слушай, Надюха, но вода же не останется навсегда, она сойдет. И грязь… ее же можно вывезти.
— Ты хочешь сказать, еще не все потеряно?
— Конечно. Во-первых, твои деньги заложены в книгах. Могут промокнуть, а могут — нет. А во-вторых, даже мокрые деньги можно высушить…
— Слушай, Тоха, а ты молодец! Я как-то сразу сникла, решила, что осталась голая и босая. Еще твое гадание вспомнила…
