Инга не появлялась, и Сима подумала, что она не придет.
Прошло еще некоторое время, и вдруг молчаливый, тяжело шевелящийся Лев Аполлонович, медленно подняв опущенную голову и уперев руки в колени, пронзительно и холодно посмотрел на сидящих напротив Илью и Лидочку, заставив их в страхе передернуться, обжег взглядом и неожиданно свирепо и твердо произнес:
— Морды сейчас вам я набью, вот что! Поняли?
Наступило молчание. Растерянная Лидочка перестала улыбаться. Илья оторвался от тарелки и ответно взглянул на хозяина. Тот уставился исподлобья застывшим мутным взглядом. А потом стукнул коротко, резко и сильно кулаком по столу. И громко злобно повторил:
— Всем сейчас морды буду бить!
К Льву Аполлоновичу проворно подбежала его подруга.
— Милок, я умоляю тебя, — проговорила она, прижимая руки к груди. — Перестань! Довольно! Пойдем! Я уложу тебя спать!
Лев Аполлонович сидел неподвижным отекшим камнем и молчал. Тусклое сознание замерло, казалось, навсегда.
— Милок! Ну, хватит, прошу! — голос подруги задрожал измученно и нервно. Было понятно, что она успела по-черному намучиться со своим дружком. — Пойдем в комнату!
— Я люблю тебя, — сказал задумчиво Лев Аполлонович и поцеловал ей руку, наклонившись вниз. А затем деловито обернулся ко всем остальным и заорал: — Всех сейчас ногами бить буду!
Тут, не выдержав, встал Илья. Немного привыкший к подобному, он подошел с другой стороны к хозяину и, стараясь его не бояться, спокойно стал уговаривать уйти к себе и лечь баиньки.
Лев Аполлонович, кряхтя, нехотя встал. Но, сделав два шага, налетел на стул, чуть не упал, вовремя подхваченный под локоть Ильей, едва не сбил с ног ахнувшую в испуге подругу и опрокинул на пол тарелку.
— Да что же ты делаешь?! — истерично, чуть не плача, закричала подруга.
— Ну, прости, налетел сослепу! — проговорил, тяжело ворочая языком, Лев Аполлонович. — Я же близорукий! Видишь, во! Очки на мне! — и он неверным пьяным пальцем указал на стекла своих очков. — Не вижу!
— А раз ты в них не видишь, то зачем тогда тебе очки?! — завопила подруга и резким движением, схватив за дужку, стащила очки с возлюбленного и осторожно положила их на тумбочку.
Лев Аполлонович дернулся вперед, поддерживаемый с двух сторон подругой и Ильей. Но, пройдя несколько шагов, рухнул на пол огромной подкошенной колодой.
Все безмолвно смотрели на лежащего без движения, вырубившегося хозяина. Сжавшаяся от страха Сима жалела, что пришла сюда, и мечтала поскорее отсюда выбраться. Как тут живет брат? Нет, надо срочно искать ему другое жилье! И какой дурак посоветовал Симе этого Аполлоныча?! То есть дура… Консьержка в подъезде…
— Так, спокойно! — деловито крикнул не растерявшийся Илья. — Нужна помощь. Мужская сила! Добровольцы! Девушки, вы сойдете за одного мужика!
Симе и Лидочке пришлось нехотя встать, взять под командованием Ильи обмякшего и совершенно неподвижного громадного Льва за руки и за ноги, поднять и потащить в другую комнату. Путь оканчивался у кровати, на которую они уложили даже ни разу не пошевелившегося хозяина. Затем все снова вернулись к столу.
— Вынос тела прошел успешно! — объявил Илья.
Проснулся Лев Аполлонович поздно, когда уже стоял белый день. Сильно болела голова. Постанывая, он заворочался. "Уехать бы, — подумал он. — Куда-нибудь далеко. На лесоповал в тайгу, где я работал в ранней молодости. Что там сейчас, интересно? Да куда мне ехать… Мне уже стукнуло сорок. А ведь неплохо податься из Москвы… Денег можно заработать… Бросить все и смыться в тайгу. А потом вернуться, сделав виток. Только я делал его тогда, а что толку?.. Круги в жизни и есть круги…"
Он не знал ничего о том, что происходило на дне рождения Ильи дальше.
Его подруга, оставшись без повелителя, вдруг опустила подбородок, скрестила на могучей груди руки и надрывно, заунывно завела тягучую мелодию. Остальные притихли, обалдев. Женщина выла, тосковала, грустила о своем одиночестве, это было ясно без слов, проклинала тяжкую, несправедливую долю. И в этом ее выкрике-пении выплескивалась измотанная, исстрадавшаяся, изболевшаяся женская душа.
Даже Симочка, давно и сильно жалевшая, что пришла сюда, заслушалась.
— Расслабься! — сказал ей Илья. — Ты боишься Льва?
Лидочка хихикнула. Получилась смешная игра слов: "боишься льва". Грозного и хищного.
— Ну да, вообще зверей надо опасаться! Но не до такой степени.
Сестра принесла Илье на день рождения дорогой подарок: отличный шерстяной свитер. И вечно мерзнувший на суровых российских ветрах, плохонько одетый Илюша был очень благодарен Симе. Даже Лидочка, относившаяся к ней с презрением, как к представительнице чуждого ей класса, одобрительно кивнула и удовлетворенно пощупала теплую ангорку.
Но без пьяного хозяина вечер, как ни странно, зашел в тупик, стал разваливаться и дурнеть на глазах.
Напевшаяся и напившаяся вусмерть подруга Льва Аполлоновича заснула, уронив черную взлохмаченную голову на стол. А нетрезвые Илья и Лидочка надумали заняться любовью прямо здесь, не сходя с места, совершенно забыв о Симе.
Лидочка привычно начала щекотать круглой пяточкой у Илюшки между ног. Затем пьяные в дупель Илья и Лидочка стали целоваться взасос.
Сима уставилась на них, не отрываясь, не в силах встать и уйти. Хотя прекрасно понимала, что именно так и нужно сделать. Но ей хотелось смотреть дальше…
Лидочка встала и сходила до ветру. Вернулась, села и в любовном угаре опять потянулась к Илье.
— Отодвинься, — буркнула она Симе. — Мешаешь…
Сима торопливо отодвинула стул, а затем тихо, но чрезмерно четко и твердо сказала:
— Вообще-то можно было попросить вежливее.
В ответ Лидочка судорожно повернулась и долго неотрывно пронзительно смотрела Симе в глаза. Словно пыталась понять, кто это и что она тут делает. А затем выкрикнула с надрывом:
— Ну, извини!
Поцелуи угрожали перейти в свою заключительную фазу. Двое возбужденных влюбленных, забыв обо всем, отрешившись от мира, вожделенно ласкались. Наконец, Сима заставила себя встать и сказала:
— Я пошла!
Ей никто не ответил.
Она вышла на улицу и недалеко от дома, по пути к метро почти столкнулась с высокой красивой девушкой, модно и дорого одетой, уверенно шагающей отработанной походкой кинодивы.
"Какая!.." — завистливо вздохнула Сима. И поехала домой на Лаврушинский.
…Инге пришлось долго звонить в дверь. Никто не открывал. "Нажрались водки и вырубились, спят давно, — равнодушно подумала она. — Зря ехала…" Но очень хотелось увидеть брата.
Она всегда любила его. Пожалуй, даже больше, чем родителей. И это казалось ей подозрительным и противоестественным. Она даже старательно скрывала это от себя, но от себя разве спрячешься?
