Усмешка вырвалась из моих губ, ошеломленных его словами.
Он потянулся к коробке, стоявшей на скамейке, и открыл её. Внутри на маленькой тарелочке лежал один кусочек торта с клубникой и сливками. Я сразу же узнала его. Это был тот самый торт, который подавали на свадьбе Лины и Аарона. Но... как?
Лукас извлек тарелку и держал ее в руке, поставив коробку у ног. Затем он сказал: — Я бы пересек оживленный зал с тортом в руках и подошел бы к тебе с лихой улыбкой.
Боже.
Все те женщины, которые встречались с ним в какой-то момент в прошлом и отпустили, были такими глупыми. Сумасшедшими.
— А я... — я отстранилась, мой голос был переполненным от эмоций, мне нужно было еще несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. — Я бы посмотрела на тебя сверху вниз, нахмурившись, — сказала я ему, делая именно это. — И я бы подумала: — Хм, он чудак, но, по крайней мере, он принес что-то сладкое, — я взяла у него тарелку и, когда он засмеялся, добавила: — И у него хороший смех и красивая улыбка, так что я думаю... думаю, я задержусь. И приму торт.
Его взгляд потеплел, когда он блуждал по моему лицу.
— Поскольку я чудак, я бы спросил, не собираешься ли ты поделиться. Это было бы меньшее, что ты могла бы сделать, после того как я проделал весь путь к тебе с тортом, уворачиваясь от пьяных дядюшек и любопытных тетушек, которые хотели знать, собираюсь ли я навсегда остаться холостяком.
Не заботясь о том, что у меня нет ни вилки, ни салфетки, я откусила кусочек. Он был слаще, мягче, намного вкуснее, чем тот, что подавали на свадьбе. И я без сомнения знала, что он испек его. Лукас испек этот торт.
Мои следующие слова прозвучали с трудом.
— И я... наверное, сказала бы тебе, что, скорее всего, ты был холост, потому что ходил и предлагал торт женщинам, о которых ничего не знал, — трясущимися руками я держала тарелку перед его лицом. — Но, возможно, только в этот раз, эта девушка, которая может быть свободна, а может и нет, и которой ты можешь нравиться, а можешь и нет, поделится с тобой.
Лукас наклонился, откусил кусочек с другой стороны и слизал крем с губ. Он смаковал его, как я и знала, не сводя глаз с моих.
— И поблагодарив тебя, со всем уважением, я бы не согласился, — я наклонила голову, наблюдая, как легкость покидает его выражение лица. — Потому что тогда я бы знал, — Лукас шагнул вперед, его подбородок опустился, чтобы посмотреть прямо мне в глаза, — что я был холост только потому, что никто никогда не крал мое внимание, не рассеивал мои мысли так легко. Так полностью. Не так, как ты.
Его слова танцевали вокруг нас, вальсируя прямо в моем сердце.
Энергия сместилась, когда мы смотрели друг другу в глаза, сто тысяч невысказанных слов повисли между нами.
Воздух вокруг стал гуще, тяжелее, и мне показалось, что я услышала гром вдалеке, но меня засосало в вакуум. Я не могла заботиться ни о чем, кроме него. Кроме нас.
Лукас выхватил у меня наполовину съеденный торт. Затем он снял одеяло с моих плеч, взял мою руку в свою, а другую положил мне на поясницу.
— А потом, — сказал он мне голосом, которого я никогда от него не слышала. Такой, который я никогда не забуду. — Я бы умолял тебя подарить мне один танец. Или два. Или каждый танец, пока не закончится ночь и не заболят наши ноги. А после этого я бы умолял тебя позволить мне забрать тебя к себе домой. В мою постель. В мое сердце.
Я почувствовала, как я отрываюсь и поднимаюсь в грозовое небо. Если бы не руки Лукаса, удерживающие меня.
Как будто почувствовав, он притянул меня ближе, начал двигаться под музыку, и в тишине мы танцевали. Мы кружились и раскачивались, его руки обхватили меня, и моя щека прижалась к его груди. И я поклялась, что в тот момент ничто, ни одна вещь в мире не могла отнять меня у него. Ни раскаты грома, ни вспыхнувший пожар, ни даже апокалипсис или Кинг-Конг, забравшийся на крышу здания, в котором мы находились.
Ни одна вещь.
Потому что я была в объятиях Лукаса, и я знала, насколько эфемерным был этот момент. Как скоро я потеряю это, его и его тело вокруг меня. У меня не останется ничего, кроме воспоминаний. Отпечаток, который исчезнет.
Наверное, поэтому, когда небо озарилось молнией, я не нашла в себе сил уйти. Чтобы отпустить его.
И когда тучи над нами сотрясались от раскатов грома, я оставалась в объятиях Лукаса.
Даже когда небо разверзлось и вода начала литься на нас, я не пошевелилась, чтобы покинуть его объятия.
Грудь Лукаса сотрясалась под моим лицом от смеха и проклятий.
— Ради всего святого.
Я покачала головой, мои руки крепче сжались вокруг его талии.
— Мне плевать на дождь.
— Ты промокнешь, Рози. Мы должны идти.
— Нет, — сказала я ему, подняв голову, чтобы он мог видеть мое лицо.
— Все хорошо. Я не хочу уходить.
Раздался еще один раскат грома, как будто небо пыталось доказать свою точку зрения.
Не раздумывая, Лукас снял куртку, как мог, обхватив меня руками за талию, и поднял ее над моей головой. Он встретил мой взгляд.
— Рози, пожалуйста. Ты заболеешь. Ты не можешь заболеть, а как же твоя книга? Твой дедлайн меньше чем через три недели. У тебя мало времени. Давай я отвезу тебя домой.
И вот он снова украл моё сердце. Поставил меня на первое место. Делая еще более невозможным для меня не любить его так, как я любила.
— А как же ты? — я покачала головой, чувствуя, как мои волосы прилипли к щекам, потому что с куртки над моей головой теперь тоже капала вода. — Что, если я тоже хочу заботиться о тебе?
Лукас сглотнул.
— Что, если ты важен для меня, Лукас? — сказала я ему, потому что так оно и было. Ему нужно было это услышать. Я положила ладони ему на грудь и очень медленно сказала: — Что, если я тоже хочу быть человеком, которому ты позволишь заботиться о себе?
Выражение Лукаса изменилось. Как будто он не мог осмыслить мои слова.
Возможно, поэтому я продолжила: — Ты всегда присматриваешь за мной, заботишься обо мне. Помогаешь мне, — я видела, как его глаза закрываются, как он качает головой. — Ты даешь мне все, не прося ничего взамен. И я... я тоже хочу дать тебе что-то. Я хочу дать тебе все. Я хочу, чтобы ты тоже хотел этого от меня, — я почувствовала, что моя грудь вздымается, сердце колотится, осмеливаясь задать вопрос, который, я знала, не должна задавать. — Ты хочешь этого от меня, Лукас?
Лукас уставился на меня так, словно мои слова были ничем иным, как ударом в грудь. Как будто я только что ударила его, ударила и ошеломила. Он молчал, я видела, как вода струйками стекает по его лицу и собирается у челюсти.
— Ты понимаешь, что я говорю, — сказала я, все, что так тщательно скрывала. — Конечно, понимаешь, и именно поэтому ты так смотришь на меня.
В его челюсти запульсировал мускул.
Никакого ответа.
Мои руки упали на бока в знак поражения.
— Ну, это на моей совести, — пробормотала я. — Мы пообещали, что между нами ничего не изменится, но я позволила себе это. Мне... мне жаль, что я так поступила, Лукас.
Я повернулась и собрала наши вещи на скамейке, отвернув лицо, чтобы он не увидел, какой дурой я себя чувствовала. Как много скрывалось под моим признанием. На сколько кусочков он разбивал мое сердце.
— Рози, — его пальцы обхватили мое запястье.
Я покачала головой.
— Все в порядке.
Он повернул меня к себе. Вода капала с его волос, падая на лицо.
— Ты плачешь, Рози, — с его губ сорвался какой-то звук, и он снова потянул меня к себе, желая притянуть к себе. — Ángel, por favor(исп. ангел, пожалуйста). Не плачь. Не делай этого со мной.
— Я не плачу, — солгала я. — Это просто дождь. Я в порядке.
Его пальцы обхватили мою челюсть, и он поднял мою голову вверх, пока я не встретилась с его взглядом.
— Ты лжешь. Ты плачешь, и это разбивает мне сердце, — сказал он отчаянным голосом. — Рози, preciosa(исп. красавица), — он придвинулся ближе, как будто не мог удержаться. — Скажи мне, что делать, чтобы ты не плакала.
