ничуть не меньше боялась, когда у меня в тот вечер сорвало башню.
Ничуть, блядь, не меньше.
– Отпусти меня, ты не понимаешь!
– Ты права. Я не понимаю, какой надо быть тварью, чтобы после всего, что я для тебя сделал, поступить со мной так. Видно, это какая-то врождённая гниль, – я отпускаю Ольгу и неосознанным брезгливым жестом вытираю ладонь о брюки. Ольга тут же вскакивает на ноги.
– А сам-то! Возомнил себя чистеньким?! Нет! Не-е-ет, Звягинцев. Мы с тобой из одной выгребной ямы вылезли. Несовершенные, пропащие, поломанные этой блядской жизнью. Но мне похуй! Я тебя таким и люблю. Настоящим, Назар, понимаешь? Ради меня не нужно играть, не нужно казаться лучше… Эта соплячка…
– Заткнись! Вообще не разевай свой поганый рот. На. Мою. Жену. Ты, дрянь, ее ногтя не стоишь. Волоса… Да я за одну ее слезинку… Оля, я за пол ее слезинки тебя уничтожу, ты понимаешь? Я тебя уничтожу. Что пялишься? Говоришь, ты что-то про меня знаешь? А что я люблю ее, что я свое сердце выну, если понадобится, и ей отдам, как-то мимо тебя прошло, да? Ты же мне всю жизнь испортила. Это твоя любовь? Это не любовь, Оля. Это что угодно, но не любовь.
Обхожу стол, увеличивая между нами расстояние, не то задушу ведь.
– Она девочка невинная. Всех на свете любит. Всем улыбается. Никому слова плохого не сказала. Ты с ней так за что?
– Несложно оставаться такой, когда живешь в хрустальном замке!
– Она не выбирала, где ей жить. У тебя, например, сейчас тоже жизнь в шоколаде. Была… Но от этого ты лучше не стала.
– Что значит – была? – Ольга безошибочно выхватывает из моих слов самое важное.
– Да то и значит. Ты думаешь, я тебе спущу с рук то, что ты меня, как последняя клофелинщица, опоила? Где на мне написано «лох»? Скажи спасибо, что я баб не бью. А то бы тебе твой самый проблемный клиент на моем фоне лапочкой показался.
– Назар, послушай…
– Нет уж. Послушай ты. Сейчас заберешь в отделе кадров трудовую. Увольняю с волчьим билетом, так и знай. Пущу слух о твоих подвигах. На работу в нашей сфере ни здесь, ни за бугром не рассчитывай.
– Но как же? Ты что… У меня кредит на тачку, ипотека! Сын!
– Проблема, да… – сую зубочистку в рот. – Что ж ты обо всем этом не подумала, когда мне гадить решила?
– Звягинцев… – сглатывает, наконец, осознав, что я не шучу. – Ты чего? Я же… Назар… Ну… ладно, ошиблась я. Хочешь, я твоей жене все расскажу? Как есть. – Плачет. – Мы же друзья, эй… Ты мой самый родной.
– Мы никто, Оля. Усвой это, пожалуйста. И просто исчезни, на хуй, из моей жизни.
ГЛАВА 31
Ты мне скажешь тихо: уходи, Ну как ты так, как ты мог? И ты крикнешь: ты двоих убил! Сам нажал на курок…
«Некуда бежать» – NЮ
Лала
– Будешь чай? Или кофе? Я, правда, не помню, покупала ли его. Вроде бы. Вообще странно, да, что я в твоей квартире хозяйничаю? – улыбаюсь невестке дрожащими губами. Я все-таки чудовище. Заставила ее врать. Семье. Мужу. Повелась на просьбы Назара не спешить объявлять о нашем расставании и вот теперь расплачиваюсь. Впрочем, я и сама пока не готова признаться в том, что мой брак разрушен. Не хочу объяснять, что к этому привело. Да и как объяснить такое?
– Присядь. Не суетись. Дай-ка лучше я.
На контрасте с моим истерично высоким голосом голос Афины звучит как музыка, успокаивающе. Я сажусь за стол и, прикрыв глаза, впитываю исходящее от этой женщины умиротворение. Уютно звенят чашки, закипает чайник, хрустит пластиковая коробка, в которой Афина притащила свежайшие круассаны. Стучит по деревяной доске нож. Сидя в кресле, гулит подросший Маратик. А в окна отчаянно бьет злой февральский ветер.
– Хотела еще сладких пирожных взять, но ты вроде не очень по сладкому?
– Да-да. Не очень.
– Тебе не помешали бы лишние калории. – Во взгляде невестки мелькает неприкрытая озабоченность. – Ты очень похудела.
– Кто бы говорил, – отвожу глаза.
– Я же такой всегда была, – пожимает плечами Афина и вдруг становится очень серьезной: – Кстати, кажется, во дворе я видела машину Назара.
Собираю пальцами крошки со стола. Подтягиваю ногу к груди. Может, так и неприлично сидеть за столом, но, во-первых, мне некому сделать замечание, а во-вторых, я не могу отделаться от мысли, что ментальная дыра в моем теле стала такой глубокой, что ее нужно непременно прикрыть, дабы не светить нутром.
– Я тоже иногда его вижу.
Вру. Вижу часто. То под домом у Афины, то возле университета. То возле кафе, куда забегаю перекусить. Я скоро превращусь в параноика, потому что мне кажется, будто Назар повсюду. А знаете, что хуже всего? От осознания этого мне по-настоящему страшно…
– И? Вы не думали поговорить?
– Мы говорим.
– Правда?
– Переписываемся…
Растираю пальцами напряженную точку между бровей. Записи, доказывающие его невиновность, Назар скинул мне в тот же день. Не буду описывать, чего мне стоило просмотреть эту нарезку. Отмечу только, что легче от просмотра мне совершенно точно не стало. Так я хотя бы понимала, почему мы должны расстаться. Происходящее же теперь напоминает какую-то бессмысленную фантасмагорию. Я не знаю, как жить с мыслью, что мы разрушили все на пустом месте. Мне нереально больно осознавать, что мы могли бы избежать этого ужаса, стоило лишь подождать. А ведь только и нужно было не рубить с плеча. Поговорить, дать объясниться. И не было бы той ночи, из-за которой мне теперь жизни нет. Не было бы страха. И ночных кошмаров.
Оборвав свернувший не туда поток мыслей, принимаюсь за круассан.
– И что он пишет?
– Разное. Рассказывает о том, как у него дела на работе. Или тупо скидывает мне треки из своего плейлиста.
– А помириться пытается?
Киваю и прячусь за чашкой чая.
– Так, может, ты бы его простила, Лал? Сама говоришь, что никакой измены не было.
– Ты не понимаешь, как мне было больно.
– Ой ли? – Афина грустнеет и
