Ознакомительная версия.
– Естественно, обида! И еще какая! С какой собачьей радости он вдруг к нам заявится? Где он раньше был, летчик-испытатель?
– Обстоятельства…
– Ясно! Наверное, он был разведчиком в тылу врага, а его новая жена с двумя детьми – легенда, оперативное прикрытие! А теперь его отправили на пенсию, и этот недоделанный Джеймс Бонд с вставной челюстью и на костылях, весь побитый врагами социалистического строя, приковыляет в гнездо, чтобы мы могли скрасить его оставшиеся деньки!
Похоже, ораторские способности Олечка наследовала от папаши, поскольку простоватая Татьяна лишь открыла рот и не сумела возразить. Более того, у нее зародились опасения, что Оля может оказаться права. Ведь не просто же так Николай вспомнил про них и решил навестить. Но верить в это не хотелось.
– Не надо так, человек искренне…
– Вот именно – человек! – топнула ногой Олечка. – Он – посторонний, а не отец! Он как паспорт, который теряешь. Двадцать лет назад он был нужен, а теперь, когда все штрафы заплачены и в кармане лежит новый документ, находка старого где-нибудь на антресолях обрадовать никак не может! Папаша! Скажите, пожалуйста!
Она направилась в комнату, сердито стуча тапочками.
– Обалдеть! – раздался через мгновение ее возмущенный голос. – Мама, ты что, с ума сошла?
Татьяна, спешно накрывшая в комнате праздничный стол, виновато съежилась в коридоре. Ей хотелось произвести на Николая впечатление и создать ощущение гостеприимства и уюта, чтобы хоть чем-то задержать его, дать понять, что здесь лучше, чем где бы то ни было. Она так разволновалась, готовясь к его приходу, что совершенно забыла: дочь выросла и имеет право высказать вновь обретенному отцу все, что думает.
К предстоящему визиту Коля относился философски: повезет – все сложится, и он останется у Татьяны, не повезет – в городе много запасных аэродромов в виде одиноких немолодых женщин, которые с радостью познакомятся и приютят интеллигентного мужчину почти без вредных привычек. Купив торт, сиявший сквозь прозрачную пластиковую упаковку нереально-ядовитыми химическими оттенками крема, и два тюльпана – один жене, другой дочери, – Колясик отправился покорять бывшую семью. Дорогу он помнил смутно, поскольку в первый и последний раз был в этой скромной однокомнатной квартирке почти двадцать лет назад, когда помогал Татьяне с переездом. Район изменился, в небо взметнулись многоэтажные башни, а скверик, на который Коля ориентировался по памяти, превратился в автостоянку. Спасало то, что сохранился записанный на бумажке почтовый адрес, на который он переводил алименты. После сообщения, что он иногда прятался во дворе, чтобы увидеть дочь, глупо было уточнять у бывшей супруги, как до них добраться.
Посмотревшись в витрину магазинчика, украшенную грязными разводами последней апрельской слякоти, и состроив глазки скучавшей за прилавком девице, Колясик остался чрезвычайно доволен собой.
Он переложил в нагрудный карман недавно приобретенный для понта бэушный мобильник таким образом, чтобы тот немного высовывался, демонстрируя желающим телефонизацию хозяина, поправил галстук и двинулся к подъезду.
Татьяна поразила его плохо сохранившимся лицом и расплывшейся фигурой. Годы превратили ее в неинтересную тетку с мешками под глазами и жалкой ободранной химией на голове. Скрыв разочарование, Коля протянул оробевшей и засмущавшейся Татьяне торт и с преувеличенной жизнерадостностью воскликнул:
– А где доча? Хочу ее обнять!
Так мог вести себя капитан дальнего плавания или какой-нибудь полярник, вернувшись к родным после долгой командировки. Но Татьяна с благодарностью приняла игру и закричала:
– Олюшка, папа пришел! Где ты?
Оля сидела в комнате, трясясь от бешенства. Ей было стыдно за мать, горько, что придется сдерживаться, чтобы мама не расстраивалась, и тошно, что сейчас надо будет выйти к совершенно чужому мужику, по недоразумению ставшему ее отцом, и делать вид, будто его визит через двадцать лет – в порядке вещей.
Ее юношеский максимализм ломился в бой, желая стереть в порошок новоявленного папашу, а врожденная и переданная с генами неизвестно от кого интеллигентность робко хватала за руки, умоляя не портить отношения. Раздираемая противоречиями, Олечка медленно вышла в прихожую.
– Доча, какая ты стала! – Пустив слезу, Колясик раскинул руки, застыв в позе огородного пугала.
– Здрасте, – выдавила она с трудом. – Приятно познакомиться. А кто у нас умер? Почему цветочка только два?
Коля совершенно не учел, что если одинокую сорокалетнюю бабу, потерявшую всякую надежду на устройство личного счастья, его визит может только обрадовать, то молодую девчонку, лишенную по его милости нормальной семьи, завоевать будет сложно. В лучшем случае их отношения достигнут фазы вооруженного нейтралитета.
– Это тебе и маме, – промямлил Колясик.
– Правильно, – кивнула Олечка, не в силах бороться с отвращением. Никакие родственные чувства в ней не просыпались. – Баб баловать нельзя. Надо было нарциссы купить, они дешевле. Или мать-мачехи нарвать. Ее можно будет потом засушить и от кашля заваривать.
– Проходите к столу, – произнесла Татьяна, стараясь оттереть блиставшую красноречием дочь в сторону. – Цветы потрясающие, мы любим именно тюльпаны! Как ты все помнишь?
– А я люблю розы, – мстительно вылезла из-за маминого плеча Олечка. – В букетах!
– Я учту, – не растерялся Николай, приближаясь к столу.
– А у нас принято руки мыть, – не удержалась Оля. – Перед едой. Или вы есть не будете?
– Буду, – торопливо сообщил Колясик, едва не захлебнувшийся слюной при виде разносолов, выставленных Татьяной на стол. – И говори мне «ты», а то как-то непривычно, родные все-таки.
– А мне непривычно постороннему человеку тыкать.
– Ольгуша, садись, ты ж голодная. – Татьяна не знала, как заставить замолчать разговорившуюся дочь.
Беседа не клеилась. Попытки Колясика создать за столом дружелюбную обстановку разбивались об Олечкины короткие реплики, не позволявшие надеяться даже на вооруженный нейтралитет.
– Я так страдал без вас обеих от непонимания и одиночества, – начал он свою печальную исповедь.
Но несгибаемая Ольга сразу заинтересовалась:
– А что мешало к нам на чаек заглянуть? Хотя бы лет десять назад? И откуда взялось одиночество? Разве ты жил один?
– Я имею в виду духовное одиночество, – вяло оправдывался Коля. – Когда рядом нет ни одной родной души!
– Значит, бабуля моя померла? – уточнила настырная девица.
– Нет, мама жива-здорова.
– А что же она не навестила внученьку? – ехидничала Оля.
– Видишь ли, – закатил глаза Николай. – У взрослых иногда складываются такие тяжелые условия жизни, которые в твоем возрасте…
Ознакомительная версия.
